Страждущий веры
Шрифт:
На следующее утро меня нашёл старый милорд Тедеску со свитой, отец Йордена. Он был не из наших краёв, возвращался домой из похода. Когда понял, что я один порубил целую орду тварей, велел никому не рассказывать. Обещал, что если я хорошо ему послужу, он поможет мне попасть в орден. Тогда я только этого и хотел — стать рыцарем и убивать тварей, не требуя платы, чтобы ни одно бедное село больше не постигла такая судьба. Думал, что хотя бы так мне удастся искупить вину. Я был таким наивным. Сколько бы тварей я ни убил, в орден меня не примут, и совесть тоже заглушить
— В этом не было твоей вины, — не выдержала я, когда Микаш замолчал и сокрушённо понурил голову. — Борьба с демонами — дело Стражей, а ты был всего лишь ребёнком.
— Ненавижу пустые оправдания, — отмахнулся он и отклонился назад, пытаясь спрятаться в тени.
— А что это были за демоны?
— Ходоки.
Неприятно было бередить его незажившую рану, но теперь хотя бы всё встало на свои места.
— Поэтому ты помог Вейасу спасти меня?
— Да, ты напомнила мне сестру.
Как булавкой кольнуло. Руки сами сжались в кулаки.
— Ты хочешь сказать, что я похожа на твою полоумную сестру?!
— Нет, конечно, нет, — быстро начал оправдываться Микаш. На мгновение я расслабилась. Зря. — Она была намного добрее и умнее тебя.
Я встала, не желая больше слушать, и направилась к брату.
— Стой! — я чуть не подпрыгнула от возгласа погонщика, который сидел перед спящими, скрестив лодыжки и закрыв глаза. Его одеяние состояло из переливчато-чёрных, явно вороновых перьев. Казалось, он погрузился в транс и никого не слышал и не видел. — Не подходи ближе. У тебя слишком сильный покровитель, лечащие духи испугаются его и убегут. Тогда всё мои труды будут напрасны.
Вей лежал неподвижно между таких же неподвижных туатов. Я тоскливо вздохнула и поплелась обратно. Микаш не глядя протянул мне миску с дымящимся супом. Ели мы молча, отодвинувшись друг от друга как можно дальше. Невкусно, тошнит от однообразной пищи. Хочу, чтобы Вейас был со мной, а не Микаш. Хочу домой!
В углу раздалось шевеление. Погонщик встал и, пошатываясь, направился к костру. Вымотался? Я отставила свою миску и налила суп в чистую. Погонщик устало опустился возле костра, снял маску и накидку из перьев. Утёр вспотевшее лицо рукавом просторной малицы и забрал у меня миску.
Погонщик оказался обычным человеком с плоским обветренным лицом, чересчур высокими скулами и широким лбом. Длинные тёмные волосы щедро припорошены сединой. Карие глаза такие тёплые, что согревают не хуже огня. Погонщик уселся у костра, скрестив ложыжки, и принялся за еду. Видимо, слишком привык к одиночеству: не смотрел и даже не пытался заговорить.
Я закашлялась, прочищая горло.
— Как они? Духи помогли?
Погонщик ошалело глянул на меня, взлохматил пятерней всклокоченные волосы и заговорил скрипучим, словно петли двери, которой давно не пользовались, голосом:
— Давненько я не видел, чтобы огни червоточины горели так ярко. Так и знал, что безумие Северной звезды кого-то прихватит, чувствовал, но не видел где — рыскать по тундре долго бы пришлось. Повезло, что меня позвали, а то завела бы звезда на край обрыва,
— Мы вас звали? — я вытянула из-за пазухи ожерелье Юле. Взгляд погонщика стал более внимательный. Узловатые жилистые руки пробежались по косточкам с рунами.
— Младший брат всегда звал меня, когда приходила беда. Это ожерелье я для него сделал, — с доброй ностальгией улыбнулся он и снова застучал ложкой по миске, доедая всю похлёбку без остатка.
Я ждала продолжения, но он снова погрузился в себя и забыл о нас.
— Вы брат Юле?
— Хорхор-икке, — соизволил представиться. — Последний оленевод Утгардской тундры. Мои собратья ушли вместе с Юле искать лучшей доли на юге. А мне, как старшему сыну вождя и великому шаману, пришлось остаться. Ждать. Сторожить. Поддерживать бренное тело чарами, пока для меня не найдётся великая цель. А как её исполню, можно будет и на покой уйти. За грань. Навсегда.
Я украдкой глянула на дремавшего, опершись о ледяную стену, Микаша. Какие же странные эти мужчины, всё им цель какую-то подавай, как будто сами придумать ничего не могут. Хорхор вон совсем старый, а туда же. Надо жить, чтобы жить, просыпаться, созерцать чудеса мира, продолжать путь.
— Как это, за грань? — спросил Микаш.
Я вздрогнула. Думала, он спит. Небось, опять в моих мыслях копался. Мысленно показала ему язык.
— Бывают шаманы малые, средние и великие. Мой младший брат средний, был средним, пока не ушёл, а теперь просто... Как это у вас называется? Целитель.
Когда наступает время, белая птица Умай уносит души малых и средних шаманов на край света, где растёт железное дерево, и три года высиживает их у себя в гнезде, потрошит, заменяет внутренности на новые, лучшие, а старые скармливает духам болезней, которые шаман потом сможет лечить. После он возвращается к людям и обретает силу. Великие шаманы другие, старые души. Приходили в этот мир с самого сотворения. Нас не забирает птица, мы сами отправляемся в путешествие на девять лет. Бесплотными духами мы скитаемся по свету, постигаем, вспоминаем то, что истёрли жернова Мельницы душ, вглядываемся в мерцание Северной звезды, в пульсацию огней Червоточин, слушаем музыку мироздания. И понимаем, что это воплощение — последнее. Когда мы постигнем всю мудрость божественного замысла, настанет час вырваться из мельничного колеса и шагнуть дальше, к сиянию Северной звезды.
— Очередные религиозные бредни, — невежливо оборвал Микаш.
Я пихнула его локтем. Больно! У него что под одеждой стальные пластины?! Ну хоть замолк и отодвинулся. Грубый, неотёсанный… Стоп! Не приведите боги, сейчас опять прочитает и начнёт об стены биться. Вдруг лёд не такой прочный? Не хотелось бы на улице спать. Но Микаш просто закрыл глаза и вернулся к дрёме. Я облегчённо выдохнула и глянула на Хорхора. Тот загадочно вертел в руках чашку с дымящимся отваром. Грел ладони.
— Дядюшка Хорхор, они выздоровеют? — почтительно спросила я и кивнула в сторону отряда.