Страждущий веры
Шрифт:
— Зачем ты тревожишь меня? — без интонации заговорила Айка. — Разве ты не знаешь, что пустые извинения никому не помогут?
— Знаю, но... — я поступала глупо и эгоистично, но слишком больно было терпеть: — Вина за ваши страдания не даёт мне покоя. Пожалуйста, ведь это ничего не стоит — лишь пару слов!
Зеленоватый отсвет от её фигуры полыхнул ярче. Золотая нить истончилась.
— Когда я спасла тебя, то думала, что на том берегу встречу брата и отца с мамой, но здесь холодно и пусто, — её голос усилился, но звучал
Могильный холод пробирался под кожу, и кровь стыла в жилах. Мысли шевелились едва-едва, уступая под гнётом ужаса.
— Прости...
— Перестань извиняться! — бесплотный голос взвился до крика и хлестнул по ушам.
Золотая нить оборвалась. Зелень полыхнула так, что я на мгновение ослепла, а когда вновь смогла видеть, призрачная фигура освободилась и неслась прямо на меня. Зависла в пяди от моего лица. Дохнула смрадным тленом. Колени задрожали. Сознание улепётывало из тела через пятки, далеко-далеко.
— Нам обещали, что он придёт и сделает мир лучше для всех, даже для мёртвых. Но его нет. Есть только твой бог, тот, что забился в нору и трясётся от страха и обид. Найди его и вытащи оттуда. Заставь стать нашим богом, милостивым и всесильным. Заставь спасти всех нас. Следуй за Северной звездой, ведь ты и есть…
— Я не понимаю, — пропищала я сиплым, опавшим голосом. — Я не...
— Ты божественный посланник! Почему ты ещё здесь, а не ищешь его?! — призрак с громким гулом прошёл сквозь меня.
Я ощутила боль и ужас Айки перед смертью, робкую надежду, что на другом берегу будет лучше, чем здесь, и разочарование от того, что ничего не сбылось, и разъедающую пустоту внутри, которая заставляет забывать всё хорошее, оставляя лишь горечь и ненависть. Ноги подкосились, руки дёргались и выкручивались, но я не понимала, зачем и как остановиться.
— Дух неупокоенный, странник стороны, вернись к себе, отчаянный, оковы разорви, — послышался сухой речитатив Петраса. — Пройди путями тайными, обряды соверши, от скверны отмщения свой Атман отдели.
Я обмякла. Каменной глыбой навалилась апатия и усталость.
— Я же предупреждал: не показывай эмоции. Мёртвые всегда этим пользуются, — посетовал Петрас.
Я глотала ртом воздух, пытаясь отдышаться. Петрас запалил свечи и стёр пентаграмму. Он принёс мне одеяло с подушками и помог устроиться поудобнее.
— Выпей — полегчает.
Сунул мне под нос откупоренную флягу. От неё разило крепкой настойкой. Я с трудом заставила себя сделать несколько глотков. Напиток обжёг внутренности, убил могильный холод и разогнал застывшую в жилах кровь.
— Спа-спасибо, —
— Только между нами, наш секрет, — Петрас взял меня за руку и принялся поглаживать тыльную сторону ладони большими пальцами. — Эта девочка единоверка из тех, что мы недавно повесили? Я сразу понял, что это они тебя обидели. Не вини себя ни в чём и не бери в голову их бредни. Они сами сделали свой выбор и поплатились за это — всё по справедливости.
Его тёмные глаза были почти такого же цвета, как у Айки, но оттенок — беззвёздной зимней ночи, холодной и не знающей пощады. Петрас не поймёт моей беды, вот Вейас бы понял, в ночь после казни он чувствовал почти так же.
Петрас придвинулся ближе и, мягко коснувшись щеки, повернул моё лицо к себе. Тяжёлый взгляд завораживал, как взгляд хищника, нацелившегося на добычу. Запах, терпкий и горький одновременно, обволакивал, опережая хозяина. Свет померк. Сладкий вкус молодого вина проник в рот вместе с требовательными движениями губ. Руки клубком змей кишели повсюду на моём теле.
— Нет! Оставь! Что ты делаешь?! — оттолкнула его я.
— И что же такое я делаю? — мурлыкал Петрас. Вдавил в пол и снова поцеловал. — Скажи мне, что же я делаю.
Его пальцы очертили контур выреза на платье, горячая ладонь скользнула внутрь и принялась поглаживать мою грудь. Страх и бессилие тошнотворным комом подступили к горлу.
— Зачем? — простонала я, заливаясь слезами. От крепкого вина и нападения призрака сил бороться не осталось. Я не могла пошевелиться. Подлец всё рассчитал с самого начала! — Ведь я даже не красивая.
— Глупая, — рассмеялся он, развязывая пояс на платье и вынимая мои руки из рукавов. — Есть камни яркие на вид, но на поверку они оказываются лишь крашеными стекляшками. А есть такие, что прячутся в самых недоступных скалах. Без огранки их трудно оценить, но оттого они только дороже. Диковинка, редкость — разве можно сравнивать их с безделушками, которые найдутся у каждого?
— Я для тебя всего-навсего редкий камень?
— Наиредчайший.
Нет-нет! Я не безвольный камушек в твоём посохе! Я человек!
Петрас облизывал мою шею, больно прикусывая и засасывая кожу. Он стянул платье ниже, оголив грудь. Неприятный холодок усиливал ощущение полной беспомощности.
— Ммм, до чего же хороша!
Никогда не ощущала себя такой слабой, постыдно уязвимой. Не могла ни вырваться, ни закрыться, ни утонуть в беспамятстве.
— Твоя красота завораживала меня ещё в детстве. Я каждый день отправлял прошения в орден, чтобы нас соединили брачными узами, а когда пришёл отказ, повсюду искал подобную тебе. Но такой больше нет: ты одна в своём роде. И теперь, когда ты сама пришла ко мне, я не упущу этот шанс. Ты будешь моей. Тебе понравится — обещаю.