Стражи Красного Ренессанса
Шрифт:
— Конечно, сами, — согласился страж, — если человек стремиться к свободе, он всегда до такого додумается. Ведь так? Знаешь, Хорхе, как нас в интернате учили коллективному через индивидуальное?
Джохар не дождался ответа и продолжил:
— Запускают тебя, восьмилетнего пацана, в класс. На доске написано: "два умножить на два равно и прочерк". И учитель говорит тебе, нацарапай-ка мне, малыш, правильный ответ. Ты подходишь к доске, а весь класс кричит: "Пять! Пиши пять!", или: "Три! Три! Это же очевидно, неужели ты такой дурак!". И ты стоишь с мелом в руке, и пальцы твои дрожат, и ты начинаешь сомневаться, а действительно ли дважды два четыре? И тебя так и подмывает вывести пятерку, тройку, или что там еще кричат. А ведь ответ может быть только один, и он у тебя в голове, а не в глотках подсказчиков.
— Здорово, сеньор… правда, здорово…
Послышался режущий уши скрежет — вэки пытались открыть дверь плазмострела. Джохар посмотрел на экран:
"12… 11… 10…"
— Бывай, Хорхе, — сказал страж, — было интересно с тобой побеседовать.
Вэки, наконец, смогли открыть дверь. Свежий воздух ударил Джохару в лицо, но он уже был далеко отсюда. Играла музыка Шумана, цвели тополя, и яркое небо радовало глаз. Страж шел по аллее навстречу Стоящим насмерть. Его ждали Площадь Героев, Зал Славы и Богиня с мечом. Теперь он, конечно же, достоин попасть в Асгард.
"3… 2… 1…"
Неожиданно Джохар услышал голос Хорхе. Он обернулся и увидел улыбающегося парня.
— Да, — сказал страж, — теперь ты мой вечный попутчик.
— Y ahorita mismo vamos para casa, — произнес Хорхе. — Viva la Republica del Norte!
Раздался взрыв, и они окончательно проснулись.
Глава 14
Марк Верзер и национальный вопрос
24–25 августа 2091 года
Наверное, Фуэрте — Рока был счастливым городком. Он умер, в отличие от Детройта или, скажем, русских деревень, всего лишь за три дня. Без медленной и мучительной вековой агонии, без спазмов и метастаз. Без обливающихся кровью сердец, созерцающих необратимое увядание всего того, что было так дорого. И не найдется тех, кто на старости лет, сидя в кресле — каталке, рассказывал бы внукам о прекрасном детстве, проведенном в ныне покойном Фуэрте — Рока. Ни один его житель не выжил. До сих пор, спустя почти двадцать лет после трагедии, здесь, прямо на потрескавшемся асфальте, лежали человеческие скелеты. Восемь тысяч не погребенных тел. И никому не было до них дела, разве что только ветру, забредающему с Великих равнин на пустынные улицы. Лишь он один пытался хоронить погибших, бросая едкую пыль на бренные останки.
"Да, — подумал Марик, — Фуэрте — Рока счастливый город. Но только не его обитатели".
Страж сидел на пороге кирпичного дома. Добротного, построенного на совесть, не то что остальные. Вокруг него здания покосились, крыши у многих провалились внутрь, стекла в окнах отсутствовали. А этот стоит незыблемым исполином. И будет стоять еще лет сто, если не больше. Он же не гипсокартонный. Рядом такой же крепкий гараж, в котором спрятан джип "Тойота". Марик, прислушиваясь к ветру, гуляющему в пустых каркасах времянок, листал старую пожелтевшую книгу. Называлась она "Hearts in Atlantis". В доме была целая библиотека, но Верзеру приглянулся именно этот томик. Страж не особо жаловал чтение и уж тем более на английском языке, но других развлечений в городе — призраке не нашлось. Как понял Марик, в книге рассказывалось о целом поколении, лишившемся старой доброй Америки, или что-то в этом роде. Дети стали взрослыми и оказалось, что вокруг все иначе, нежели было раньше. Их страна, в которой они росли, исчезла, подобно Атлантиде. Жизнь изменилась, а сердца миллионов мужчин и женщин остались где-то глубоко, на дне морском вместе с утонувшей легендой. И написано это было почти сто лет назад.
Если же хорошенько подумать, то у каждого поколения есть своя Атлантида: старая добрая Америка, которую продали на биржах, великая Россия, которую безвозвратно потеряли, и, пожалуй, даже какой-нибудь славный и незабываемый Эквадор, который уже никогда не вернуть назад. И у всех, утопивших свое прошлое в пучинах океана, болит сердце, потому что на него давит гигантский столб воды. Тут Марик подумал о самом себе. Есть ли хоть что-нибудь такое, ушедшее навсегда из его жизни, о чем стоит жалеть? Страж прислушался к
"Наверное, у меня нет сердца, поэтому и Атлантиды нет", — решил Марик. Он, помассировав ноющее плечо, захлопнул книгу и вошел в дом. В гостиной, или скорее в том, что могло так называться в прошлом, на пыльном полу сидел с закрытыми глазами Роб, скрестив по — турецки ноги. Ну хоть не в позе лотоса и то ладно. Марик бесшумно прошел мимо шефа. Звеньевому пришлось несладко. И сейчас он укреплялся медитациями.
После того как ярко — зеленый взрывной гриб осветил равнину и стало очевидно, что Джо погиб в неравном бою с левимагами Корпорации, Марик и Роб, сменив направление с южного на восточное, продолжили свой путь вдвоем. Промчавшись с полсотни километров, стражи остановились в ночной степи. Нужно было во что бы то ни стало избавиться от микрочипов. Иначе вскоре вэки вновь выйдут на след. В бардачке Марик нашел нож и бутылку текилы, вышел на воздух и в свете фар, мгновенно подавив болевые ощущения, без особого труда вырезал из себя кусок плоти. Наспех перебинтовавшись тряпкой, найденной в багажнике, и слегка подкрепившись спиртным, он принялся оперировать Роба. Здесь дела пошли труднее. Только с третьей попытки Марик сделал разрез в нужном месте. Звеньевой отчаянно материл товарища, но держался молодцом. Возможно, немалую роль сыграла половина бутылки текилы, выпитой залпом. Наконец, проклятый вэковский датчик был извлечен. Роба окончательно добили вылитые на рану остатки алкоголя. Кое-как впихнув шефа на заднее сидение автомобиля, Марик сел за руль и проблуждал по безлюдной равнине до самого утра. На рассвете "Тойота" наткнулась на заброшенный блокпост. Дорогу пересекало заграждение из колючей проволоки с надписью по — английски "Осторожно. Заражение местности".
Тогда-то Марик и понял, что попал в Фуэрте — Рока, городок где-то на границе Нью — Мексико и Техаса. Что здесь случилось восемнадцать лет назад, никто толком не знал. Несмотря на развал Соединенных Штатов материалы об этом страшном инциденте до сих пор находились под грифом "совершенно секретно". Какая-то зараза, то ли вирусная, то ли химическая, вырвалась на свободу и в считанные часы уничтожила все живое в радиусе десяти километров. В семидесятые в Штатах было и без этого куча проблем, поэтому никаких спасательных операций не проводилось. Военные и национальная гвардия просто окружили несчастный городок колючей проволокой и в течение полугода никого не впускали и не выпускали, а потом оставили все как есть.
"Хорошее место для того, чтобы затаится", — решил тогда Марик.
И вот стражи оказались в мертвой зоне. Отыскав подходящее жилище с гаражом, Марик помог Робу войти в здание, уложил его на диван, а сам отправился изучать содержимое багажника джипа. Он обнаружил там довольно-таки интересные вещи: три армейских сухпойка, охотничий нож, набор разводных ключей и, самое главное, пакет с кокаином и пятьюстами тысячами долларов КША. В салоне автомобиля страж нашел пару бутылок минеральной воды. А вот огнестрельного оружия не было. Не предусмотрел запасливый хозяин автомобиля.
Накормив завтраком Роба и поев сам, Марик отправился обследовать местность. Странно, американский народ считался самым вооруженным в мире, но, обшарив с десяток домов, Верзер так и не нашел ни одного пистолета или ружья. Видимо, мародеры порастаскали все ценное. Вернулся он под вечер с пустыми руками. Стражи поужинали. Роб оклемался от болевого шока, однако, выглядел все еще не важно. Марик не стал его тревожить разговорами, поднялся в библиотеку, взял книгу и читал до тех пор, пока совсем не стемнело.
Снилось Верзеру что-то жуткое. Он видел самого себя в детстве. Бледного, с зияющими черными пустотами вместо глаз.
— Послушай, — говорил адский малыш, выходя из кромешной тьмы, — у тебя есть сердце. Твое сердце — это я. Я прихожу в твою пустоту, и мы считаем считалки. Ведь нам весело вдвоем? Хочешь, посчитаемся?
Марик просыпался в холодном поту. Он видел мирно сопящего Роба и вновь засыпал, чтобы опять провалиться в тот же самый отвратительный сон. Наконец, с первыми лучами солнца, помассировав плечо и изучив заживающий порез на руке, Верзер взял книгу, вышел на улицу, сел на порог и принялся читать, пока солнце не встало достаточно высоко.