Стражи. Боги холода
Шрифт:
Татьяна прошмыгнула мимо толстяка, сунув ему в руку сторублевку и пошла обратно – к проезжей части.
Если охранник не врал, то Слава упал примерно там, где заканчивались черные полосы – следы отчаянного торможения.
Таня оглянулась по сторонам. Машин нет. Выбежав на проезжую часть, она обернулась, запрокинув голову, посмотрела на верхние этажи новостройки.
Неудивительно, что охранник так удивился. Слава не мог выпасть из окна высотки.
Даже если он сошел с ума, и с разбегу рыбкой вылетел из окна последнего
Вернувшись на тротуар, она медленно побрела по улице, стараясь связать воедино все, что узнала и увидела.
Достав коммуникатор, вызвала Нижегородцева:
– Паша, скажи мне, – начала она, едва тот взял трубку, – как Слава мог оказаться на мостовой, если…
– Ты где? – прервал ее опер.
– Иду по улице, только что прошла Пятую Парковую.
– Иди к рынку, что возле «Измайловской» и жди меня там.
На этом разговор оборвался.
Утро вокруг превратилось в тонкостенный сосуд полный хрупкой прозрачной тишины. Тане казалось, что стоит резко оглянуться, сделать неверный шаг – и тишина взорвется криком и топотом ног, к ней побегут страшные люди в одинаковых костюмах, запихнут в машину, и увезут туда, откуда она никогда не вернется.
Стараясь не ускорять шаг, Таня продолжала идти вдоль улицы. Но теперь каждая проезжающая машина заставляла ее стискивать зубы и сжимать кулаки, чтобы не вздрагивать.
Крытый продуктовый рынок, впросторечии «оптовка» не работал, и Таня не стала торчать возле дверей, решив, что лучше потихоньку пройтись до ступенек, ведущих к открытой платформе станции метро «Измайловская».
Откуда возник Паша Нижегородцев, она не поняла. Крепко взяв ее за локоть, потащил вперед, шепнув:
– Не дергайся. Все в порядке.
Она простонала:
– Идиот, я ж чуть не померла. Что б ты с трупом то делал?
– Да ладно, померла. Раз язвишь, значит все в порядке, – напряженно отшутился опер.
Приложив прямоугольник проездного к кругляшу турникета, он толкнул Таню вперед и прошел следом.
– Ты что за конспирацию устраиваешь, а, Паш? Что стряслось то? – набросилась она с вопросами, едва они оказались на платформе.
Паша встал так, чтобы видеть всех, кто мог к ним подойти, и махнул рукой:
– Таня, заканчивай рыпаться. Я тебе ничего не говорил, ты ничего не знаешь.
– Паша, ты о чем?! Ты понимаешь, что уже два человека, которые были моими друзьями, погибли? А один из них был и твоим другом, кстати!
Нижегородцев моментально оказался рядом, притиснул ее к колонне, и прошипел, глядя в лицо бешеными, белыми от страха, глазами:
– Жить хочешь, дура? Тогда забудь все. У меня дети и жена, поняла? И я ничего не знаю. Загорулько этот из окна выпал. Сам выпал, ясно? И если тебя будут спрашивать – ты ни хрена не знаешь. Просто выпытывала жареное, чтобы бабла срубить.
Таня отчаянно уперлась Паше
– Поняла?!
Таня кивнула.
Нижегородцев сразу успокоился, отпустил ее и сказал совершенно спокойно:
– Ну и отлично. Ты пойми, я тебе добра хочу. Ты сейчас для них – мелкая сошка, интереса к тебе никакого. А если поймут, что ты можешь помехой стать – прихлопнут. На всякий случай прихлопнут.
– Я понимаю, Паш. Правда, понимаю, – сказала она, не поднимая головы. Очень не хотелось встречаться с ним взглядом.
– Тогда я пойду, Танюш.
– Иди, конечно, Паш.
Уже в спину спросила:
– Скажи только, дело тоже «соседи» забрали?
Нижегородцев на мгновение сбился с шага, не поворачиваясь, коротко кивнул, и взбежал по лестнице к выходу из метро.
Таня бессильно опустилась на скамейку.
Мимо грохотали один за другим, полупустые поезда подземки, высаживая редких похмельных пассажиров.
Прошло всего несколько минут, и она оказалась в полном одиночестве. И круг пустоты разрастался.
Два человека, которым она верила, на которых рассчитывала, мертвы, а третий только что ушел. Ушел, скорее всего, навсегда, и она не имеет никакого права его осуждать.
Она чувствовала себя обманутой, как в детстве, когда ей говорили, что укол – это совсем не больно, что микстура совсем не горькая, что дедушка просто уехал…
Но в детстве всегда можно было уткнуться в маму и выреветься.
Сейчас она не могла позволить себе даже намекнуть ей о том, что происходит.
Достав из кармана коммуникатор, Таня нашла в списке звонков нужную строчку и нажала клавишу вызова.
– Ян, это вы?
Она поняла, что шмыгает носом, стараясь не расплакаться.
– Приезжайте, пожалуйста…
Вяземский обещал подъехать в течение получаса. Все это время Таня бродила, как он велел, по медленно оживающей улице, заходила в магазины, стояла возле метро, делая вид, что кого-то ждет, толкалась возле витрин салонов сотовой связи – лишь бы все время быть среди людей.
Ровно через тридцать минут, когда она, стоя у палатки, торговавшей журналами и книгами о поисках инопланетных цивилизаций, искоса оглядывала спешащих мимо людей, сзади раздался спокойный негромкий голос:
– Здравствуйте, Таня.
От облегчения чуть не подкосились ноги. Он приехал. Обещал – и приехал.
Порывисто обернувшись, она с трудом удержалась от того, чтобы не повиснуть у Яна на шее.
– Господи, спасибо вам огромное, Ян. Мне страшно. Ужасно страшно.
Он осторожно обнял Таню за плечи, и она невольно вскрикнула – пострадавшая в аварии рука все еще основательно побаливала.