Стражница
Шрифт:
— Что, чёрт возьми, случилось?
Он вырвал у меня стакан.
— Ничего. Всё. Я облажалась.
У меня потекли слёзы. Было сложно сказать из-за чего, из-за виски или из-за признания, но это и не имело значения.
— Отдай мне мой напиток.
— Вообще-то, но был мой.
— Не важно.
Я развернулась и схватила другой стакан.
— Расслабься, — очень осторожно он забрал у меня бутылку и поставил на стол. — Ты ранена?
Я плюхнулась на стул за письменным
— Больше нет.
— Люк тебя вылечил.
Он вылечил меня и опять сокрушил сверху донизу. Я задавалась вопросом, можно ли человека излечивать только какое-то ограниченное число раз? Что в какой-то момент он достигает пункта, когда состоит скорее из трещин и осколков, чем из целого куска, и что тогда с ним произойдёт?
— Я в порядке.
— Конечно. Ты хочешь об этом поговорить?
— Нисколечко.
Он отпил глоток виски.
— Всё закончилось? Ты с ними разобралась?
— Я никогда с ними не разберусь. Если наступит третья мировая война, единственное, что останется на этой планете, это тараканы и твинки — и Дуги, говорящие мне, что я должна спасти чёртов мир!
Его глаза потемнели, наполнившись тревогой, но он позволил мне продолжать.
— А как тебе это удаётся? — спросила я. — Как ты можешь выносить тот факт, что проведёшь всю свою жизнь, привязанный к чему-то… к кому-то, даже если совсем этого не хочешь? Разве тебя это не бесит? И ты никогда не захочешь иметь собственную жизнь?
— Это моя жизнь. Я принял решение, которое привело меня сюда. Теперь делаю лучшее из того, что у меня есть. Однако это не мешает мне иногда хотеть большего, — он поворачивал стакан в руке, разглядывая янтарную жидкость, как будто она знала ответ. — Значит Дуги не отпускают тебя?
— Я нужна им. А у них в руках все преимущества.
Понимание промелькнуло, словно тень, на его лице. Без слов он протянул мне стакан.
— Итак, — сказала я, после того, как виски ударил в кровь и придал мне мужества. — У нас был уговор.
— Неужели?
Он сел на край кровати, упёршись локтями в колени, и для случайного наблюдателя выглядел расслабленным.
— Я пообещала тебе вернуться. И вот, — я встала и энергично покружилась, как будто представляя саму себя, — я здесь.
Уголки его губ дёрнулись.
— Понимаю.
И он действительно понимал. У него был этот неторопливый, голодный взгляд, который смёл более основательно все мои секреты и защитные валы, чем алкоголь. Я медленно прошла через комнату и села на кровать напротив него.
— Пришло время платить по счетам.
— Ты ведь вовсе не хочешь оставаться здесь, — сказал он. — Ты уже целую вечность собираешься уехать в Нью-Йорк.
— А если я останусь, — настаивала я, — что тогда случиться?
— Зависит от того, — он прикоснулся к краю моего пуловера.
— От чего?
— От того, будешь ли ты и дальше вешаться мне на шею.
Я ударила его по плечу, и он поднял взгляд. Его глаза были полны смеха и желания.
— Знаешь, я ведь не святой.
— Я так рада это слышать.
Я наклонилась вперёд и пылко его поцеловала. Его руки судорожно обняли меня за талию, и я погрузилась в восхитительно знакомое чувство, в то время, как вкус виски смешался на моём языке со вкусом Колина.
Когда мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, я сказала так рассудительно, как могла:
— Я не вешалась к тебе на шею.
Он откинулся назад, пытаясь подавить смех.
— Ты зашла, выпила два стакана виски, предложила остаться в Чикаго и поцеловала меня. Как же ещё я должен это толковать?
Это был риторический вопрос, но я не могла по другому и про себя ответила на него. Колин был надёжным и сильным, и я так сильно хотела его, что это съедало меня изнутри. Но я сделала именно то, что он описал: я, обиженная и рассерженная, зашла в комнату и захотела чего-то, что заставило бы исчезнуть боль.
— Не то, чтобы я из-за этого жаловался, — сказал он, проводя рукой от шеи до кончиков моих пальцев, а потом осторожно поцеловал.
— А стоило бы.
Он посмотрел на меня.
— Действительно стоит?
— Дело вот в чём, — сказала я. — Сейчас у меня крутиться в голове разное, и многое из этого ужасно. Я думаю, что, если мы займёмся любовью, ты смог бы заставить исчезнуть весь этот ужас, — он хотел ответить, но я приставила палец к его губам. — Но я не хочу смешивать это, потому что позже, всё плохое будет ещё здесь. И не имеет значение, чем мы займёмся… думаю, я не смогу отделить эти вещи друг от друга.
— Ты подумала, что нам нужно заняться любовью.
— Но теперь я так больше не думаю, — объяснила я.
Он скрестил руки за головой и уставился на акустический потолок. Я притянула колени к груди и стала ждать.
— Я размышляю о тебе, — сказал он. — О нас. Я всё ещё ищу способ, как сделать всё возможным, но это сложно. Намного сложнее, чем ты осознаёшь.
Он имел ввиду Тесс. Мне чем-то нужно было занять руки, и я начала обводить рисунок на покрывале, в то время, как он продолжил:
— Мне бы хотелось переспать с тобой, без всяких серьёзных отношений, но я не могу. Ты важна для меня. Я не хочу, чтобы ты относилась к этому легко или переспала со мной только потому, что злишься или чувствуешь себя неуверенно. Не хочу, чтобы оставалось место для сожаления.