Стрела Габинчи
Шрифт:
Вскоре Карандер и Маверик были приведены харчевником к крыльцу. Они были под седлами, вымытые и вычищенные, однако жеребец дико вращал глазами и нервно бил копытом, а Маверик мелко дрожал всем телом и, увидев Ригарда, положил ему на плечо морду и жалобно, по-ослиному, заревел.
– До чего животных довели, – покачал головой Клаус, потрясенный их состоянием.
– Ваша милость, вы нам ничего не должны! Наш обед и ужин – вам в подарок! – затараторил хозяин, испуганно поглядывая на ножны, в которых скрывался быстрый меч
Из-за дверей выглядывала перепуганная хозяйка, выйти на крыльцо она не решалась.
– Не-е-ет, вы меня не обманете! Вы меня больше не обманете! – воскликнул Галлен и, размахнувшись, швырнул в окно трактира серебряный талер. Звякнуло стекло, по нему разбежались ломкие трещины.
– Готово, ваше благородие! – доложил Клаус, когда они с Ригардом связали последний узел, привязав к седлу Маверика оба сундука.
– Поехали! – скомандовал Галлен, вскакивая в седло, и маленький караван вышел на дорогу.
По обочинам прыгали скворцы, выискивая пищу в придорожном мусоре, со стороны деревни доносились голоса выезжавших в поле крестьян. Небо было ясное, солнце поднималось все выше, и вместе с ним поднималось настроение путников.
Отъезд из злополучного трактира они воспринимали как избавление от долгого и навязчивого кошмара.
– А скажите, ваше благородие, зачем вы зашвырнули им в стекло свой талер? – спросил Ригард, забегая перед мордой Карандера.
– Если бы мы ничего не заплатили, ихнее худо увязалось бы за нами, а поскольку мы расплатились, все осталось при них. Я нарочно забросил монету так, чтобы им пришлось искать ее.
– Страшное дело, ваше благородие! Мне снился мужик с бородой и выпученными глазами, а Клаусу – голая девица!
– Не голая, я прикрытая кисеей! – поправил его Клаус.
– Кисеей, ваше благородие! А вам чего снилось? – не сдавался Ригард. Галлен заколебался, стоит ли рассказывать о своих снах.
– Не твое дело господские сны выслушивать! Иди к мулу, там твое место! – прикрикнул он в конце концов.
120
В Бринкстоль прибыли, когда уже стемнело, однако Галлен отказался ехать в гостиницу, настаивая на том, чтобы немедленно отправиться в купеческое товарищество.
– Там, наверно, закрыто, ваше благородие, – возражал Клаус. Писать письмо ему было страшновато, хотя это и обещал взять на себя хозяин.
– Нет-нет, товарищество работает круглые сутки, ведь обозы отправляются и прибывают также круглосуточно. Всякий барышник имеет право в любой момент получить в товариществе какие угодно справки.
Галлен устал с дороги и с удовольствием отправился бы в гостиницу, но с утра он должен был встретиться с тем, кто примет у него кожаный мешок, а затем следовало убраться из города.
Нет, он твердо решил написать письма именно сегодня. Сегодня или никогда!
– Сегодня или никогда…
– Что, ваше благородие? – спросил Ригард, когда они остановились напротив кирпичного особняка.
– Ничего, приехали уже. Здесь находится бринкстольское купеческое товарищество. Вяжите Маверика к коновязи, да не крепко, он здесь никуда не убежит.
Оставив животных у коновязи, все трое прошли вдоль засаженного цветами палисадника и, отворив тяжелую дверь с медной ручкой, оказались в просторной комнате, где уже горели масляные лампы, а за широким сидячим бюро дремал писарь в черной бархатной шапочке.
– Чему обязан, господа? – спросил он, привставая со своего места и слегка пугаясь, ведь Галлен, с мечом и кинжалом на поясе, выглядел внушительно.
– Мы хотим отправить письмо в Денвер, – сказал Галлен. – С самой ближайшей оказией.
– Ах, вот как? Ну, тогда пишите, а я у вас приму. Бумаги и чернил у вас, как я понимаю, нет?
– Ничего нет, – признался Галлен, – но я все оплачу.
– Тогда извольте туда. – Писарь указал в угол, где было высокое бюро, а также имелись пергамент, чернильница и три очиненных пера.
Галлен подошел к бюро, взял перо, тронул его кончик пальцем и, покачав головой, взялся за другое. Клаус с Ригардом переглянулись, они такой премудрости и близко не понимали, а оказалось, что гусиные перья чем-то различались.
– Ну что, кому будем писать, твоей матери, Клаус, или матери Ригарда?
– Пишите Марте! – сразу сказал Ригард. – А то моя мамаша очень испугается.
– А Марта, стало быть, твоя мать, Клаус?
– Да, – кивнул тот. – Пишите на нее, ваше благородие. Она женщина не робкая и своего братца Тревора при мне дважды за чуприну таскала, да еще об угол била. Она письма не испугается, это точно.
– Ну а она хотя бы грамотная?
– Конечно, грамотная, – сказал Клаус, – ей уже пятый десяток пошел, всякого повидала…
– Письмо прочитать сможет?
– Нет, откуда ей? Но на это у нас соседский парнишка имеется, Горвальдом зовут. Ему только двенадцать, а он любые буквы разбирает, хоть черным прописано, хоть зеленой краской. Сам видел, честное слово! И все писаное в слова складывает, да еще как складно получается!
– Понятно. Значит, пишем твоей матери Марте, а пару строк для матери Ригарда она передаст на словах, правильно?
– Передаст, мы же через улицу живем. Я с мамашей на Грязном ручье, а Ригард с его мамашей – на Черном, – пояснил Клаус.
– Отлично. Значит, теперь и адрес имеется… Деньги пересылать будете?
– Да какие у нас деньги? – скривился Ригард, чем вызвал недовольство Галлена.
– Не нужно такую рожу кривить, вам ведь по три серебряных талера причитается.
– По три?! – не поверил Ригард и обменялся удивленным взглядом с Клаусом.
– Так, если по крейцеру в день, меньше получается, ваша милость, – напомнил Клаус, который неплохо считал.