Стрела времени
Шрифт:
Оказалось, что Крамаренко совсем не Крамаренко, а Макс Кенке. А Астап теперь агент немецкой разведки. И невыполнение приказов нового начальства грозило разоблачением перед НКВД и ни о какой Колыме в этом случае речь уже не шла. А вот бонусы за хорошую службу авансом были выданы. Продовольственная, финансовая поддержка; в тайном месте у Астапа лежали документы на всю семью, с которыми он мог уехать в Европу после присоединения территории Белоруссии к Великой Германии. К началу сорок первого года настроения в приграничных районах Белоруссии склонялись в прогерманскую сторону. Настораживала, конечно, информация о еврейских погромах. Но евреи не были цельным образованием. Поэтому то, что происходило на территории Западной Европы виделось маловероятным
***
На площади неподалеку от входа на вокзал стоял ГАЗ, окрашенный в защитный цвет. К нему Стебунцов и вел. Знаменитая «полуторка». Мамин видел такие неоднократно в музеях и на выставках, посвященных великой отечественной войне. Но те машины не впечатлили Мамина, как эта. На выставках стояли отполированные, отмытые, с начищенными колесами. Они походили на праздничные медяки. Здесь стоял труженик. Невысокий (голова Мамина была выше борта кузова), запыленный, он стоял задумчивый и грустный посреди серой реальности. Вдруг Мамин осознал, что бросается в глаза. Отсутствие вычурности, крикливости в антураже. Все такое вдумчивое, серьезное и основательное. Основательные люди, одетые в простые, неброские одежды. Даже девушки и женщины, одетые в приятные и даже яркие цвета, возможно, из-за покроя, не теряли достоинства и приличия. Нет, то, что должно было быть выпуклым, было таким более чем. Но в отличие от мира Мамина здесь не было разнузданности и развязности. Не ходили девочки подростки в «кричащих» мини юбках, мальчики не заплетали косы и не красили волосы, не сидели на кортах чечены-таксисты, с забитым под губой «насваем», заплевывая не хуже породистого верблюда все в округ себя. Да, в этой простой, но с достоинством, атмосфере «старичок» ГАЗик был свой. Металлическая кабина, местами помятая, угловато-изогнутые крылья над передними колесами, деревянный кузов, с потертостями и царапинами, деревянная подножка. На дверце белой краской выведен номер Б-2-50-25. Особенно поразил Мамина низкий просвет. Сантиметров двадцать, не больше. Для грузового автомобиля немыслимая вещь. Хотя!? ГАЗ, кажется, происходил их легковых, и не являлся грузовым автомобилем. Алексей точно вспомнить не успел.
– Товарищ капитан, одну минуту, – путь к автомобилю перегородили три человека в военной форме, с нарукавными повязками «патруль».
– Здравия желаю! – пробасил коренастый, средних лет, одетый в защитного цвета китель и синие шаровары, в петлицах две шпалы.
– Комендатура, – догадался Мамин. – Вот и фильмы о войне пригодились.
– Помощник коменданта, майор Яузов. Предъявите ваши документы, товарищи, – обратился сразу ко всей троице майор.
Мамин, повозившись с неуступчивой пуговицей, подал проездные документы и аттестаты майору. Помощник-лейтенант осматривал документы Лизы и Стебунцова.
– Откуда прибыли?
– Город-герой Ленинград – ответил Мамин весело.
– Откуда? – майор удивился и нахмурился одновременно. – Что вы имеете ввиду?
– Ай-яй. Вот балбес. Ленинград еще не стал городом-героем. Да, молодец, нечего сказать. Такими темпами я и до войны не доживу. Как шпиона к стенке поставят. Так, надо выкручиваться. Лучшая защита – наступление, – рассказывал себе Алексей.
– А, вы что? Вы сомневаетесь, что колыбель трех революций город-герой? Не согласны?
Ответ смутил майора, и тот, молча, уткнулся в документы.
– Нужно быть аккуратнее, – подумал Мамин.
– Фамилия, имя, отчество? – отчеканил майор.
– Обиделся, – отметил Мамин, а вслух насколько мог спокойно произнес. – Мамин Алексей Степанович.
– Дата и место рождения? – продолжал допрос майор.
– Двадцать девятое июля тыща девятьсот одиннадцатый, Арзамас, – ответил Мамин.
– Местом назначения указан г. Брест, но в предписании не указан номер части.
– Раз не указано, значит не нужно.
Майор вновь поднял глаза на Алексея.
– Нужно, нужно. Мы вас сейчас сопроводим в комендатуру. Там и выясним, кто вы и куда следуете, – сухим тоном сказал майор.
– Товарищ майор, вы отлично знаете, что означает отсутствие номера части назначения. И привод в комендатуру не прольет свет на эту информацию. Вы просто получите приказ отпустить меня. Стоит ли тратить время? – уверенно ответил Мамин.
Действительно, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что отсутствие номера части в предписании означало только одно, он (Мамин) разведчик и часть, к которой он уже приписан засекречена. Всю информацию он получит на месте в гарнизоне.
– Странные разговоры вы ведете, товарищ капитан, – мягче спросил майор.
– Третий раз за сегодня называют меня странным, – подумал Мамин.
– Во время движения ничего подозрительного не заметили? – продолжал майор.
– Простите, с дороги утомился. Отсыпался. Ничего не заметил. Что-то случилось?
Майор внимательно посмотрел Мамину в глаза. Алексей этот взгляд выдержал. Видимо удовлетворившись результатом «визуального баттла» майор кивнул помощнику, после чего документы всем были возвращены.
– Доброго пути, – козырнул майор.
Стебунцов, Лиза и Мамин поспешили усесться в ГАЗ. Чемоданы ефрейтор закинул в кузов.
Кабина ГАЗика не была лишена аскетизма. На панели пара приборчиков, которые не работали, что стало понятно после начала движения. Педали в полу, две цилиндрические палки, торчащие как мачты корабля. Одна мачта – рычаг коробки передач, вторая – рулевая тяга. Стебунцов – капитан этого «титаника» сел за огромное рулевое колесо, обоснованно именуемое в народе «баранкой», которое он вращал с видимым усилием, словно вел не полуторатонную машину, а многотонное судно. Мамин наблюдал за манипуляциями водителя и не понимал, как это вообще возможно. Руль упирался ефрейтору в грудь и при каждом толчке тот сильно ударялся. Педали больше походили на тренажер «степпер», высоко возвышаясь над полом. Чтобы нажать педаль, нужно было не опустить ногу, а сначала поднять ее коленом до груди и потом со всей силы надавить. Переключение передачи – отдельная песня. Выжал сцепление, рычаг на нейтралку, отпустил сцепление, снова выжал, включил передачу. Причем, движение Стебунцов начал сразу со второй передачи.
Во время движения Мамин то бился макушкой о жестяную крышу, то продавливал «мягким местом» хлипкую подушку сиденья до деревянного основания. «Место» подавало сигналы неодобрения. Но эти сильные ощущения меркнули, когда порожний ГАЗон попал в серию ям. Машина на субтильных рессорах (спереди – традиционная для предвоенных «фордов» поперечная) начала скакать так, что Алексей инстинктивно стал искать ногой педаль тормоза. Не нашел. Посмотрел на Стебунцова. Тот похоже нашел, но не сразу.
Пытаясь отделаться от неудобства, Алексей задумался, что он знает об этом древесно-жестяном трудяге, именуемом «телегой с мотором». Пятидесятисильный нижнеклапанный мотор, несинхронизированная коробка передач, подвеска без амортизаторов, ручная регулировка опережения зажигания, подача бензина к карбюратору самотеком. Не стоит забывать и о тормозах. По заводским данным десять метров до полной остановки со скорости тридцать км/ч. Это еще, если колодки на всех колесах. Зачастую тормоза были только на задних колесах. В общем проще некуда. Настоящая телега. В мире Мамина самокаты уже были сложнее.
На каждой передаче машина издавала свой, особенный, но неизменно громкий голос. Скрипел, кряхтел «старичок», но ехал. Вез Мамина, Стебунцова, Лизу по дорогам, еще не фронтовым, но уже в победное будущее, куда довезут вот такие трудяги ГАЗончики, ЗиСы советских воинов до Берлина. Мамин прислушался. И вдруг бухтение простенького мотора, заглушаемое отчаянным воем трансмиссии, зазвучало, как песня Победы…
Лиза села посередине, Мамин у двери. До крепости ехать было недалеко, Алексей это знал. В его времена вокзал и крепость располагались на тех же местах. Дороги Бреста во времена Мамина были вполне комфортными. Батька Лукашенко по-отечески положил асфальт. Сейчас же это были мощеные камнем стиральные доски.