Стрельцы у трона
Шрифт:
– - Што!.. Нас в топоры?! Лаетца еще, окаянный... Буде зря время терять... За работу, робята... Починайте с ево первого, собаки... Заткнем глотку боярскую, ненасытную, широкую... Гайда, кверху вали...
Патриарх, сообразив, что дело кончится плохо из-за одного неосторожного поступка князя Михаилы, поспешил было навстречу толпе разозленных стрельцов, взбегающих на крыльцо, и, высоко поднимая крест в руке, молил:
– - Христом Распятым заклинаю... Постойте, чада... Послушайте меня...
– - Ступай с Господом, святый
Но не успели стрельцы, оттолкнув Иоакима, наброситься на Долгорукого, как блеснула сабля в его руках, и один за другим двое ближайших стрельцов упали, обливаясь кровью. Голова одного была так разрублена пополам, как будто нарочно изловчился князь, нанося страшный удар.
– - Кроши, руби ево на месте, коли так!
– - заревели стрельцы.
Два-три бердыша засверкали у него над головой и опустились, с глухим треском раскалывая череп. Князь повалился мертвым.
– - Гляди, да он в кольчуге... То-то и копье ево не берет, -- орал какой-то приземистый парень, нанося с размаху копьем своим удар по телу князя, прямо в живот.
От первого удара, попавшего по кольчуге, -- загнулось жало копья. Но при втором все железо до древка вошло в живот, и, вынимая изогнутое острие, стрелец разворотил все внутренности мертвецу.
– - Подымай ево, робята... Вниз кидай... Гей, становите копья, примайте князя, честь честью... Любо ли, гей, робя?.. Михаила Юрьева Долгорукова князя миром встречай... Любо ль?
– - Любо, любо... Ох, любо, -- кричали в ответ стрельцы, стоящие внизу и окончательно разнуздавшие себя при виде первой крови.
Грузный, тяжелый труп, с которого была сорвана почти вся богатая одежда, очутился в руках двух злодеев. Они, взобравшись на стенку крыльца, раскачали князя и бросили его вниз, прямо на подставленные копья.
Кровь так и хлынула из пяти-шести отверстий, пробитых в трупе остриями этих копий. И сейчас же тело рухнуло на землю.
– - Пусти, я ему тоже поднесу гостинчика, -- расталкивая других, орал совсем опьянелый, на мясника похожий, стрелец.
– - Он меня надысь под батоги ставил... Так вот же тебе, окаянный...
Одним ударом секиры он отсек у трупа руку, которая легла на отлете, когда князь рухнул на землю.
– - Мой черед... Я...
– - раздались голоса...
Засверкали секиры, и только тогда оставили злодеи свою гнусную работу, когда на земле вместо человека лежали куски чего-то бесформенного, кровавого, как те небольшие куски мяса, которые лежат на ларях у мясников для мелкой продажи.
– - Любо, ребята... Лихо, -- снова выдвинулся Александр Милославский, рядом с которым теперь стоял и Толстой.
– - Теперь, благо почин сделан, -- за других берися...
– - Врешь, боярин. Али не слыхал, што тута сказывали цари да Артемон Сергеич? Сам-то ты проваливай, пока не влетело, -- крикнули подстрекателю стрельцы, еще не позабывшие гордых и благородных слов Матвеева.
Зубами заскрипел Милославский.
– - Шут их возьми, Сашка, -- увлекая его за собой, сказал Толстой.
– - Идем, иных поищем, посговорчивей... Видишь, началась потеха. Теперь наша взяла...
Петр Толстой не ошибся.
У того же Аптекарского крыльца нашли они новую кучку мятежников, допивающих подонки из бочек.
Эти не слыхали речей Матвеева. Они недавно появились в Кремле, куда не решались по трусости прийти первыми, а уж нагрянули потом, едва дошли к ним вести, что отпору мятежникам нет и все в их власти.
Кругом, знакомыми ходами, Толстой и Милославский повели эту шайку прямо к Грановитой палате.
Услышав шум свалки на площадке, узнав от вбежавшего сюда патриарха о свалке стрельцов с Долгоруким, о страшной участи, постигшей князя, -- все сидящие в Палате снова ощутили на себе холодное дуновение смерти.
Не успел патриарх кончить свой рассказ о гибели Долгорукого -- со стороны дворцовых сеней ворвались убийцы, наведенные Милославским и Толстым.
– - Вон он, вон где отравитель, лиходей, чернокнижник ведомый, -- заорали они, увидя Матвеева, -- хватай ево, робя... Волоки на крылечко. Тесно тута. Жарко, гляди, ево боярской милости...
И, как стая голодных псов на затравленного зверя, кинулись на старика.
– - Прочь, изверги!.. Не дам... Не позволю... Не дам, -- не помня себя, крикнула Наталья, обнимая голову Матвеева и стараясь прикрыть его от здоровых, мускулистых рук, которые протянулись к боярину.
Но две чьи-то руки грубо оттолкнули защитницу. Она в полубесчувственном состоянии упала на скамью и только видела, как стали уводить любимого ею ее воспитателя, старого, беззащитного друга.
Ни кричать, ни плакать, ни молить не имела сил царица. Только потрясающий ужас владел ее душой. Прочь оттолкнули патриарха с дороги стрельцы, не слушая его увещаний. И старец стоял в стороне, закрыв глаза руками.
Как изваяния вдвоем на троне сидели оба брата, крепко обнявшись и прижавшись друг к другу.
– - Молчи, нишкни... Меня убьют, -- вдруг совсем осмысленно проговорил Иван, когда Петр сделал было движение, желая остановить стрельцов, крикнуть им, чтобы оставили Матвеева.
И как во сне, не зная, что творится кругом, -- Петр послушал того самого брата, о котором и думал не иначе, как с презрительным сожалением.
– - Правда, убьют... Ты не видишь, какие они... противные... страшные... Хорошо, што не видишь, -- шепнул брату Петр, и оба затихли снова, притаились в глубине обширного отцовского трона.