Стрелка
Шрифт:
Этих названий здесь ещё нет. Но рельеф-то уже есть! И мне тут, в этих… «складках местности» — умирать и убивать.
Конечно, все эти складочки преодолеваемы. Как, например, складочки у женщины. Но не строем же!
Построились в линию, выставили свои… копья, натянули… шлемы и побежали. «Ура, даёшь!»… Она тебе так даст…! Я имею ввиду — неровности рельефа. А действовать поодиночке… как и положено при встрече со складчатостью…
Какой может быть бой в россыпном строю с этим воинством?!
Не зря при введении егерей в имперской армии было указано:
«В егеря выбирать людей самаго лучшаго, проворнаго и здороваго
А этим бы… друг возле дружки удержаться. Мне, кстати, тоже. Настоящего боя я здесь не пробовал. Все мои прежние… подпрыгивания и закидоны… — шалости взбесившегося одиночки. А как оно в реальном бою… Сдохнуть от сабли какого-то средневекового волжского булгарина… Скажи кому из коллег-попаданцев — на смех поднимут. Несправедливо будет.
Так. Что я такое недавно насчёт справедливости по-Чернобыльски проповедовал? Оно самое, но — по-Бряхимовски — ничем не отличается.
Изображать из себя стратега, сидя хоть на диване, хоть на песочке — занятие глупое. Пользы в моём случае — чисто укрепление боевого духа соратников. Придание иллюзии осмысленности происходящему.
Я угадал важный, но лишь один из элементов той тактической игры, которую князь Андрей устроил под Бряхимовом. При всей своей вере в промысел божий, в благоволение Богородицы, Боголюбский вполне владел собственным разумом, умел добиваться от окружающих исполнения своих планов. А уж дурить противника — было ему не меньшей радостью, чем самому прорубаться сквозь вражеский строй.
Я думал, что князь Андрей будет гнать нас вперёд с превеликим поспешанием. А он время тянет. Или традиционный бардак в штабах? Обычное русское расп… мда… нерасторопность.
Мы так привыкли за эти дни вскакивать затемно, просыпаться уже в лодке с вёслами в руках… А тут… побудки не было, пока солнышко не встало. Потом — приём пищи. Так это… фундаментально. Потом начальство забегало: велено привести всё в наилучший для показу вид.
Лазарь туда-сюда бегает, щёки горят, саблю на поясе придерживает — чисто подпоручик перед первым боем. Только «под козырёк» не берёт. За неимением оного.
– Ваня! Сам! Приехал! С сыном, с братом! С муромцем и рязанцем! С епископом муромским! Смотр будет! Ребятки! Братцы! Не подкачайте! Не осрамите!
Чисто для знатоков: епархия ещё Муромская, в Рязань её перенесут несколько позже.
Резан уже не кричит, не материт — только шипит:
– Ты…! У тя озям…! Рукав… ш-штопай!
Озям — такая верхняя мужская одежда. Вроде армяка.
– Едут! Едут! Скачут! Скачут!
– Да нет же! Повороти е…ло! Зенки-то, зенки разуй! Вона же! Лодия княжеская!
Толпа, вопя, пиная, задевая друг друга оружием, разворачивается к реке лицом.
– Стяг! Мать вашу! Кто стяг в грязь завалил?! Шкуру спущу!
Классическая «святорусская» манера проведения войсковых смотров: войско строят на берегу реки, князь проезжает мимо на лодочке и благосклонно кивает. Так осматривал свои полки Креститель на Десне под Черниговом, начиная свой Булгарский поход.
Хорошо, что кричать «троекратное ура с перекатами» здесь ещё не модно. По бережку, по затоптанным куширям, лежат наши лодейки. Шагов за двадцать друг от друга. За ними на сухом стоят группки воинов и прочего сброда. Над каждой точит треугольная косица — стяг.
Мы и тут по-выпендривались. Я как-то с тоски выговаривал нашему стягоносцу:
– Чего оно у тебя висит как тряпка? У тебя и в штанах всегда также? Сделай, чтобы торчало.
Ну, он и сделал — прут под верхний край вставил. Теперь — у всех висит, а наш «петух» — лошадиным хвостом помахивает.
Вижу с берега — князья на лодке внимание обратили, пальцами в нашу сторону тыкают. А оно мне надо?
Глянул влево-вправо… Опять же — факеншит. Все соседи, как нормальные люди — толпой стоят. Как обычно люди становятся: впереди самые уважаемые да наглые. Дальше кучей по мере статуса и взаимной неприязни. Понятно, что в куче щиты — у кого не видны, у кого и не взяты. Копий — половины нет, остальные — веером в стороны подняты, шлемы — на затылок сдвинуты.
Стоит такое чудо, хлебало раззявивши, с саблей на брюхе, на яйца сползшей, дивуется на господу в лодке, судорожно дёргается: то ли шапку — снять, то ли — нет, в носу ковыряет да с соседями об начальстве в голос сплетничает:
– Гля! Гля! А муромский-то князь — мелковат. А то что за фрукт сопливый слева?
– А хрен его знает. Княжьё какое-то. Бают, Изяслав Андреевич, сынок нашего Китайца Бешеного. Помогай ему Пресвятая Дева.
Вот такие кучки народу по всему берегу. Впереди — золото надраенное, позади — сермяга драная. А у нас-то… Достали мы с Резаном ребят. Своей строевой и физкультурной. Теперь — «пожинаем плоды».
На правом фланге — бледно-бордовый Лазарь ушами мерцает. Стяг торчит. В один цвет с ушами. Оттуда непрерывное шипение идёт: Резан пытается «перед смертью надышаться». И других… «надышать». Ребятки встали по росту. «Пятки вместе, носки врозь». Строй выровнен и сомкнут. Щиты подняты, шеломы надвинуты. Во второй шеренге нестроевые. А таких как-то… мало у нас. В отличие от большинства других хоругвей. После «замены» с участием ярославских, довооружения всех гожих в Ростове… ох, и цены там были… Но — одел всех. И мы с Суханом — на левом.
Лазарь саблю выдернул, вскинул, салютуя кучке плывушего мимо княжьего корзна. И фальцетом:
– Равняйсь! Смирно! Копья-я… На руку!
«Хоругвь к бою готова!»… Ну, хоть выглядит на таковую похожей.
Факеншит! Опять нарываюсь… А ведь есть же опыт! Из первой жизни, из службы в доблестной СА.
Прибывает как-то инспекция. Из самой Москвы. С проверкой боеготовности нашей славной танковой дивизии. Сплошные папахи. Ну и само собой устраивает смотр.
Построили всех в парке (не в том, где народ гуляет, а в том, где танки живут). Смотрят на готовность господ офицеров. У тех тревожные мешки в ногах. (У танкистов именно тревожные мешки — с тревожным чемоданом в танк как-то хреново забираться. Не влезает чемодан-то. Хоть сзади к бревну самовытаскивателя его привязывай.) Сами офицеры, понятно, в форме для строя — в сапогах и портупеях. Возле каждого мешка вывалено его содержимое — носки, завернутые в пакетик с надписью «носки», мыло в бумажке с надписью «мыло» и так далее по списку. Что там в пакетике с надписью «полотенце» — действительно полотенце или портянки грязные — не важно. Важен — порядок.