Стрелка
Шрифт:
– Ваня! Князь! Сам! «Голова светлая»! Это ж ни кто-нибудь! Это ж сам Боголюбский! Пойдём, Ваня, нашим сказать надо, порадовать!
И он потянул меня к перевозу. Я извиняюще развёл руками и осторожненько, на каждом шагу ожидая Манохиного оклика:
– Стоять! Имать!
потопал за возбуждённым Лазарем.
В нашем лагере рассказ о военном совете был повторён раз двадцать. Каждый раз обрастая всё новыми подробностями. Подходили слушатели из других хоругвей, и Лазарь снова и снова пересказывал «в лицах».
Как многочисленное собрание «вятших» провело молебен перед чудотворной иконой:
– Она такая… чудотворная! Я даже
Как начали спрашивать мнения, по обычаю начиная с младших:
– А я из хоругвенных — самый младший. А государь и говорит: что, по разумению твоему, боярич Лазарь, делать нам надобно, как победить супостатов безбожных? А я, с духом собравши, тайком перекрестивши, Богородицу поминувшии, ему в ответ, как Иван прежде сказывал…
Вставка: «как Иван сказывал» пропала из повествования с третьего раза.
Но я не в обиде. Другая забота сердце гложет. Как я теперь понимаю свою бабушку! Весь 37 год они не спали: по улицам ездили «воронки», и каждую ночь кого-нибудь увозили. Из соседнего дома, из их дома, из их квартиры, где жило 14 семей…
Вот и я сижу-жду: придут за мной, или нет? Не пришли. Маноха посчитал мою эскападу подростковым пьяным бредом? Вернее, просто вынужден отложить разработку — времени нет. Завтра утром раненько войско сдвигается со стоянки. Как я говорил: идёт к верхнему краю этих Дятловых гор.
Глава 327
Утром, ещё затемно, завыли охотничьи рожки, забегали начальники, войско стало вываливаться в Оку. Впереди маленькие лодочки на два-три человека — охотники из мещеряков. Потом большие княжеские ладьи-насады, по полсотни гребцов в каждом, потом и наши «рязаночки» россыпью.
И пошло-понеслось: кто молебны затягивает, кто — «срамные» песенки.
«Петроградское небо мутилось дождем, На войну уходил эшелон. Без конца — взвод за взводом и штык за штыком Наполнял за вагоном вагон. В этом поезде тысячью жизней цвели Боль разлуки, тревоги любви, Сила, юность, надежда… В закатной дали Были дымные тучи в крови. И, садясь, запевали Варяга одни, А другие — не в лад — Ермака, И кричали ура, и шутили они, И тихонько крестилась рука. … Нет, нам не было грустно, нам не было жаль, Несмотря на дождливую даль. Это — ясная, твердая, верная сталь, И нужна ли ей наша печаль? Эта жалость — ее заглушает пожар, Гром орудий и топот коней. Грусть — ее застилает отравленный пар С галицийских кровавых полей…».Здесь ни — Варяга с Ермаком, ни — пушек со штыками… А смысл тот же.
Ока, конечно, несёт хорошо. Но и самим пришлось гребануть. К ночи поставили в удобном месте. Лодейкам указано лежать по берегу плотненько, костры велено палить высокие, на обрыв часовых выставили, по реке лодочки гоняют. Несколько штук с факелами поперёк реки ниже лагеря встали.
Народ… нервничает. Команды не было, но половина хоругвей уже и брони вздели: а ну как басурманы среди ночи сверху кинутся? Или — с реки подойдут?
Я сплю чутко: в самую глухую ночную пору, когда костры уже поуменьшились, начали княжьи гридни коней тихонько седлать, да вверх по оврагу выводить. А чуть раньше несколько муромских отрядов без всякого шума тоже вверх сдвинулись.
Егерей, конечно, из наших мальчишек не сделать. Но Русским князьям служит и часть местных племён: мурома, мещера. А они охотники знатные. Похоже, их вперёд послали — узости разведать.
«Если место сражения не станет военачальнику лучшим другом, оно станет его худшим врагом» — древняя полководческая мудрость. Очень хочется надеяться, что эти Дятловы горы с Боголюбским — в дружбанах.
В темноте мучительно размышляю: а бывал ли князь Андрей в Швейцарии?
Не! Я не про Альпийскую! Я про Комсомольскую. Есть на этих Дятловых горах такое место… потом Комсомольской Швейцарией назовут.
Ну что тут непонятного?! Северная Пальмира — у нас есть, Кавказская Ривьера — имеется. Комсомольская Швейцария? — Да запросто!
Вот джунгли Габона воспроизвести… Климат, знаете ли… Хотя если будет команда — всегда!
Элементарно: выпускаем в Волгу кайманов… Что? Не выживут? — Ерунда! Наши кайманы — выживут везде!
«Мы всё добудем, поймем и откроем: Холодный полюс и свод голубой! Когда страна быть прикажет кайманом, У нас кайманом становится любой!».И выразительно щёлкает челюстями, согласно последним полученным ценным указаниям и внутри-ведомственным инструкциям.
Воспроизвести Габон для нас — не проблема. А уж Швейцарию и вовсе — «как два пальца…».
Рельеф местности, узости и дефиле, градиент высот и извилистость тальвегов… Прикрыть их существенными воинскими соединениями… Про швейцарские баталии слышали? А они ведь ещё и камни сверху на австрийцев катили!
Очень не хочется попасть под «The Rolling Stones» в мордовско-булгарском исполнении. При всём моём к ним ко всем уважении.
Столь пересечённая местность вполне может быть успешно защищаема даже малым числом бойцов от весьма многочисленной армии. А у нас-то…
Слухи о численности средневековых армий… сильно преувеличены.
Ксеркс, собравший к Фермопилам огромное войско, пожелал узнать число своих воинов. Для чего были построены плотным строем 10 тысяч его «бессмертных», место построения — очерчено, и на эту площадку стали загонять воинов из других отрядов. Насчитали миллион с гаком.
Следующий раз это числительное — «миллион», применительно к действующей армии, появляется в Западном мире при описании окружённой французской армии под Седаном во время франко-прусской войны.
В обоих случаях речь идёт о мобилизационных армиях больших империй.
В средневековье картинка другая: отряды викингов в 6–8 сотен берут Равенну и Париж. Уже в этом 12 веке ликвидация отряда в восемьсот воинов — норманнов из Сицилии, прорвавшихся на Савву, потребовала сотрудничества двух императоров: Византийского Мануила и Германского Конрада Третьего.