Стрелка
Шрифт:
Бряхимовский поход переломил ситуацию на Волге. Через 7 лет здесь же, на Окской стрелке, сын Андрея с сыновьями муромского и рязанского князей будут поджидать боярское ополчение, будут ругаться: «едучи не едут!». Чудом выскочат своими малочисленными дружинами из мордовско-булгарского окружения. Но этот эпизод не остановит закономерности: Русь пересилила Булгар.
Следующие походы будут удачными или очень удачными, неудачных — не будет. И уже через 60 с лишним лет, очередной Владимирский князь, заключая новый мирный договор с перепуганными булгарами скажет: «а ряду быть как с отцом и дядей
Волжская Булгария «закуклится» — перестанет ходить на Русь, будет постепенно сдавать своих союзников из племенных князьков. Сосредоточится на строительстве мощных крепостей, на укреплении пограничной стражи по Яику.
Потом придёт Батый… И всё станет прахом.
Сухан с носилками свернул в устье очередного оврага. Дальше овраг раздваивался. Носильщики взяли вправо, а мне прямо в лицо из другого ответвления оврага вдруг вывалилось несколько знакомых воинов из хоругви Дворковичей. За ними, вереща, пёрли «медвежьи головы с кирпичными зубами». Пришлось отскочить назад на Окский пляж. Там тоже топталось несколько десятков враждебных индивидуев. Справа поднималось стена берегового обрыва. А слева…
«Каждый парень имеет право На то что слева и то, справа».В данный момент «право на лево» было важнее. Прямо-таки — жизненно необходимо. Мы кинулись к валявшимся на песочке лодочкам, подхватили ближайшую с вёслами и побежали в Оку. Недалеко. По самые… мда. «Вам по пояс будет».
С берега метнули пару копий, нам не понравилось и мы выгребли дальше.
Глава 330
А дальше, оказывается, уже Волга.
Вдоль левого берега Оки медленно загибается дуга русских лодеек, вдоль правого, в тени береговой кручи, несёт клубы дыма от горящего Бряхимова, панически угрёбывают лодочки «друзей эмира». По бережку — панически уё… мда… убегают те же друзья, но — россыпью.
«Т-образный перекрёсток» видели? Похоже. По левой стороне перекладинки шустро приближаются лодки булгарского отряда, ходившего под Городец.
«Кто справа — тот и прав» — автомобильная народная мудрость. Они такого и не знали никогда, а тут и вовсе позабыли. Пропускать они точно не будут. Потому что за ними видны квадратные белые паруса ушкуев. А по правой палочке перекладинке, вниз по Волге…
– Мужики! Мля буду! Век церквы не видать! Эмирова лодейка бежит! С казной! Христом-богом клянуся!
А глазастый мне Илья Муромец попался. И — азартный.
Главный из Дворковичей завопил:
– Даёшь! Мать! В золоте-серебре ходить! Итить! Догоним, отберём и навставляем! Нах…яривай! На вёсла! Навались!
Мысль: «а на фига мне это надо?» — мелькнула и затихла.
«Остановите самолёт — я сойду». Сойду — куда? В воду? В толпу озверевших перепуганных придурков с остро-заточенным на берегу? Я уж не говорю про общую эмоциональную оценку — «струсил». И вообще: казна булгарского эмира… понятно, что не государственная, а чисто походная, но в хозяйстве…
И мы занялись неакадемической греблей. В смысле: быстро и матерно.
Хватило ума выгрести на середину, на стрежень. Большая часть булгарских корыт тянула вдоль берега, так что мы начали их лихо обгонять, устремляясь к издалека заметным четырём большим баркам под полосатыми парусами. Одна из них вдруг вильнула к берегу, где у уреза воды крутилась группка белых халатов и сгрудились лодочки поменьше. Остальные упорно пытались поймать под высоким берегом попутный ветер.
Гонка становилась уже утомительной. Мы постепенно догоняли высокие пузатые лайбы, когда у нас образовались конкуренты: четыре ушкуя, в полной мере используя превосходство своего парусного вооружения, нагоняли нас, обходя… я бы сказал мористее, но тут моря нет. Да им и пофиг: прут как по пустому, прямо на нас.
Я бы, честно говоря, бросил бы уже эту… греблю. Нахрена нам казна эмира? Денюжку я себе и так насрублю. И кушать уже хочется…
Но мои со-лодочники и одно-грёбники демонстрировали неувядающий энтузиазм в деле неупускания единственного шанса в жизни отобрать и поделить много.
Волга здесь не такая широкая, как по песням представляется. Куча всякого плывущего наполняла её правую полосу довольно густо. Постоянно что-то происходило, что-то тонуло, орало и утопало. Какие-то придурки башкиро-татарского мордовыражения вдруг начали кидать в нас стрелы. Нам ответить нечем, только вёслами.
Интересно: если на Королевской регате на Темзе оксфордцам с кембрижцами под задницы включённые паяльники сунуть — они нас обгонят?
Справа вдруг заверещали: одна из эмировых барок, атакованная сразу двумя ушкуями, наклонилась, легла на борт и стала тонуть. Значительно дальше, у выступающего мыса, ещё один ушкуй пытался в одиночку атаковать другую барку. На ней мгновенно вспыхнул парус, за секунды съёжился и опал чёрными хлопьями. Из барки вылетел клуб чёрного дыма, её как-то боком понесло к берегу, где она и застряла на отмели, круто задрав нос и наклонившись на борт. Оттуда горохом сыпались в воду какие-то люди в развевающихся одеждах.
Впереди маячила последняя лоханка. С нашей мечтой об эмирской казне. За ней гнался последний ушкуй. Ещё один левее горел, вместе с взявшими его на абордаж двумя лодьями поволжской национальности.
Тут наш Илья Муромец сказал:
– Ну них…
Посмотрел на вдруг образовавшуюся у него в груди стрелу, тяжко вздохнул и рухнул за борт. И мы все за ним. Поскольку лодка сделала… А называется это… оверкиль. Да, именно так он и называется. Очень, факен его шит, неприятный на вкус. Потому что приходиться всё выплевывать. В смысле — воду.
Только высунулся, только выплюнул — бздынь. Стрела пробила голову парню, который вынырнул на вытянутую руку от меня. Ё… ни… них… назад.
Я сразу ныркнул обратно. И — под лодку. Ухватился за скамейку и завис.
И затих. Под воздушным колоколом. Лодка перевернулась и плывёт.
В воде видно плохо. Под лодкой — темно. Разок стрела в днище ударила. Что там снаружи? ХЗ — хрен знает.
Сначала, вроде, крики были. На нерусском языке. Потом… стихло.
Как-то, идучи на рать с утра, «утопизма» я не предусматривал. Ладно — нет спасжилета. Но и свистка — акул отпугивать — тоже не взял! Впору «Варяга» вспоминать: