Стрелы на ветру
Шрифт:
Он заметил, как взгляд Круза метнулся куда-то в сторону, проследил за ним и заметил бармена с двустволкой в руках. Старк нырнул вперед и влево; в тот же самый миг грохнул выстрел, и заряд дроби разнес карточный стол в щепки. Первая пуля Старка вошла бармену в правое плечо, вторая прошила правое бедро. Бармен выронил двустволку и рухнул на пол, пытаясь зажать обе раны. А когда Старк вновь взглянул на Круза, то увидел, что на него смотрит дуло короткоствольного крупнокалиберного пистолета. Старк выстрелил Крузу в лицо. Пуля сорок четвертого калибра завершила работу, которую когда-то не закончил топор.
Некоторые люди не чувствуют, когда настает пора остановиться. Старк такие вещи чувствовал. Он знал, что никогда больше не ограбит ни единого банка и не зайдет ни в один бордель. Он также думал, что никогда больше не будет убивать людей, и, наверно, так бы и поступил, если б это зависело от него.
Все то время, пока длилась ее исповедь, Хэйко просидела, положив ладони на циновку и склонив голову. Ей не хватало мужества взглянуть Гэндзи в лицо. Кем он теперь считает ее – двуличной негодяйкой, которая клялась ему в любви, а сама тем временем ожидала приказа убить его? Хэйко договорила, и воцарилось молчание – почти невыносимое. Хэйко чувствовала, что вот-вот разрыдается, но гордость заставляла ее сдерживаться. Было бы полным бесстыдством взывать к его состраданию. Нет, она не станет плакать. Гэндзи убьет ее или, может, просто выгонит из замка – он ведь добр. Но что бы он ни решил, этот день станет последним в ее жизни. Она не сможет жить без него. Хэйко знала, что сделает, если ее выгонят.
Она отправится на мыс Мурото.
У этого мыса шестьсот лет назад Хиронобу, первый князь Акаоки, предок Гэндзи, выиграл битву, и эта победа положила начало княжеству. Теперь же на вершине утеса, обрывающегося в море, стоял небольшой буддийский храм малоизвестной дзэнской секты. От каменистого берега к храму вела лестница из девятисот девяноста девяти ступенек. Она будет останавливаться на каждой ступеньке и во всеуслышание объявлять о своей вечной любви к Гэндзи. Она будет молить Аматэрасу-о-миками, богиню Солнца, омыть своим божественным светом ее долгую бесполезную жизнь. Она будет молить Каннон, богиню милосердия, чтобы та заглянула в ее сердце, убедилась в искренности ее намерений и позволила ей воссоединиться с Гэндзи в Чистой земле, избавленной от страданий.
А когда она доберется до вершины, то поблагодарит всех богов и будд за дарованные ей девятнадцать лет жизни, своих давно почивших родителей – за то, что привели ее в этот мир, Кумэ – за то, что растил и оберегал ее, и Гэндзи – за любовь, которой она не заслужила. А потом шагнет с утеса в Великую Пустоту – без страха, без сожаления и слез.
– Как ты собиралась это проделать? – спросил Гэндзи.
– Что, господин?
Хэйко по-прежнему не смела поднять глаза.
– Мое убийство. Каким способом ты бы воспользовалась?
– Господин, умоляю, поверьте мне! Я никогда не причинила бы вам ни малейшего вреда!
– Хидё! – позвал Гэндзи.
Дверь мгновенно скользнула в сторону.
– Да, господин.
По лицу Хидё нельзя было понять, слышал ли он хоть слово из их разговора. Однако рука его лежала на рукояти меча.
– Попроси Ханако принести сакэ.
– Слушаюсь, господин.
Хэйко знала, что Хидё никуда сейчас не пойдет. Он пошлет Таро, сидящего по другую сторону дверей. А Хидё останется на месте, чтобы в любой миг вломиться в комнату, если вдруг понадобится. Он ни за что не оставит своего князя наедине с изменницей-ниндзя.
Должно быть, Гэндзи хочет предложить ей очистительное возлияние, прежде чем вынести приговор. Его великодушие разрывало сердце Хэйко. Она чувствовала, что еще мгновение – и она, не выдержав, разрыдается.
– Думаю, ты бы сделала это ночью, пока я сплю. Это самый милосердный способ.
Хэйко промолчала. Произнеси она хоть слово, и чувства предали бы ее. Она безмолвно смотрела на циновку, и ее била дрожь.
– Господин! – донесся из-за двери голос Ханако.
– Входи.
Глаза Ханако покраснели и припухли. Она поклонилась и вошла, держа поднос на вытянутых руках. На подносе стояли кувшинчик сакэ и одна чашечка. Ну конечно. Гэндзи ведь не станет пить с ней. Она выпьет одна. Она покаялась и готова встретить свою судьбу.
Ханако низко поклонилась Гэндзи. Потом повернулась к Хэйко и поклонилась ей – так же низко. А потом, не выдержав, всхлипнула, и плечи ее затряслись. Служанка расплакалась.
– Госпожа Хэйко! – только и смогла вымолвить она.
– Благодарю тебя за подаренную мне дружбу, – сказала Хэйко. – Мы обе с тобой сироты, а судьба сделала нас сестрами, хоть и ненадолго.
Не в силах больше сдерживаться, Ханако подхватилась на ноги и с плачем выбежала из комнаты.
– Интересно, чужеземцы плачут так же часто, как и мы? – сказал Гэндзи. – Сомнительно. Если б они тоже любили поплакать, то вместо науки создали бы театр кабуки, как и мы.
Он взглянул на поднос.
– Интересно, чем она думала, когда несла всего одну чашку? Ну да ладно.
К изумлению Хэйко, Гэндзи взял чашечку с подноса и приподнял, ожидая, пока ее наполнят. Ошеломленная гейша уставилась на него в полном недоумении.
– Я предпочитаю пить сакэ, пока оно не остыло, – сказал Гэндзи. – А ты?
Хэйко окончательно перестала что-либо соображать. А потому прикоснулась к кувшинчику и налила Гэндзи сакэ. Гэндзи выпил и предложил чашечку ей.
Но Хэйко отказалась.
– Господин… – промолвила она.
– Да?
– Я не могу пить из одной чашки с вами.
– Почему вдруг?
– Приговоренный не может прикасаться к сосуду, которого касались губы господина.
– Приговоренный? О чем это ты?
Гэндзи взял Хэйко за руку и вложил чашечку ей в ладонь.
– Господин, я не могу, – стояла на своем Хэйко. – Это лишь добавит гнусности моим преступлениям.
– Каким еще преступлениям? – поинтересовался Гэндзи. – Я что, мертв? Или искалечен? Или самые сокровенные мои тайны стали известны врагам?
– Господин, я скрыла от вас свою истинную природу. Гэндзи тяжело вздохнул.
– Ты что, считаешь меня полным идиотом?
– Господин?
– Самая красивая гейша Эдо выбирает в любовники самого незначительного из князей. Исключительно из-за моей красоты, обаяния и остроумия. Разумеется. Как же иначе? Ты не находишь, что я был бы редким дурнем, если б не задумался, что за этим кроется?
Гэндзи поднял кувшинчик. Хэйко пришлось подставить чашечку, иначе сакэ пролилось бы на циновку.