Стрелы Перуна
Шрифт:
Перед рассветом его разбудил волчий вой. Видимо, туши одного коня им показалось мало, и звери настойчиво преследовали другого. Русс знал: пока волки воют, они не опасны. Вот когда замолкнут, тогда... Тогда, значит, зверье ступило на горячий след, тогда, значит, серые разбойники рядом.
Костер прогорел. Кирша подошел к коню, подтянул подпругу, взял в руки лук с наложенной стрелой. Вороной дрожал, похрапывал от страха. Волчий вой заставлял его торопиться. У выхода из балки зверья еще не было, и Кирша отпустил повод. Карабаир полетел птицей. Всадник оглянулся: на вершине высокого кургана неподалеку стоял изваянием на бело-розовом полотне утренней зари крупный зверь и, задрав морду вверх, голосил надрывно, видимо, жалуясь небу на свою вечно голодную жизнь...
Беглец иногда сворачивал с прямого пути, чтобы сбить со следа возможную погоню. Однажды он, отдыхая у подножия кургана, услыхал отдаленный звон бубенцов и топот многих копыт. Русс поспешно завел коня в овраг, а сам, пригнувшись, вернулся: далеко в степи беглец увидел темную колеблющуюся полосу.
— Караван купецкий, — сразу определил он. — Должно, на Русь идет. Это удача! Только ежели они меня за разбойника степного не примут.
Караван шел прямо на него, и русс решил не открываться купцам до поры до времени.
Первыми мимо проскакали несколько воинов в тюрбанах, коротких шерстяных плащах, с кривыми саблями на поясах.
— Агаряне [111] , — прошептал Кирша.
За передовым дозором в голове каравана шествовали проводники. К поясу первого был привязан ременный повод от головного верблюда. Вереница вьючных животных растянулась почти на версту.
По бокам каравана гарцевали всадники на горбоносых арабских конях. Кирша внимательно наблюдал за ними. В группе наиболее богато одетых воинов один показался Кирше знакомым. Он был дороден, сухолиц и сидел верхом не так ловко, как другие. По-видимому, это был хозяин каравана. Кирша напряг память и вспомнил: Махмуд, слуга Хаджи-Хасана!
111
Агаряне (др.-рус.) — арабы.
Тогда русс сел на коня и решительно выехал наперерез шествию. Тотчас десяток воинов ринулся к нему с копьями и луками наготове. Кирша стоял неподвижно, воздев безоружную руку над головой, показывая этим, что ждет арабов с мирными намерениями.
Воины подскакали. Один со свирепым бородатым лицом выкрикнул грубо:
— Ты кто такой?!
— Друг!
— Все так говорят. Ты карапшик! Отвечай, где твои друзья?! Нас не обманешь!
— Зачем бы я стал выезжать так открыто? — ответил Кирша.
— Кто вас знает, степных грабителей?
Караван остановился. Охрана его приготовилась к бою.
— Я друг купца Махмуда, — решился заявить Кирша, не трогаясь с места. Он подумал, а помнит ли его этот самый Махмуд, и холодок тревоги сразу запал в сердце.
Всадник со свирепым лицом опустил копье.
— Откуда ты его знаешь?
— Зачем я должен объяснять это тебе? Сведи меня к хозяину. Он сам скажет, если посчитает нужным, откуда он меня знает.
— Хорошо, поехали. Только меч и кинжал мне отдай.
— Бери...
Пока русс разоружался, Махмуд сам подъехал к ним.
— Он говорит, что вы знакомы, — кивнул на Киршу бородатый воин.
— Я не видел его ни разу, — равнодушно сообщил купец. — Ты кто? Карапшик, наверное.
— Русского посла Летку знаешь? — спросил Кирша.
— Его знаю, а тебя... А-а! Это ты-и! — сразу преобразился Махмуд. — Тебя Курша зовут. Это кардаш мой, — сообщил он воинам.
Кирше вернули оружие.
— Как ты тут оказался? — стал расспрашивать Махмуд. — Я думал, ты с коназем Рудмером и Ашин Летко уехал. Давно из Итиль-кела?
— Дней десять в пути.
— А мы почти месяц по степи идем. Как там, в городе? Перед нашим отъездом грозой пахло.
— Была гроза. Рубились промеж собой козары. Много бедноты к торкам ушло. Долго рассказывать, Махмуд.
— Так я и знал, что гроза будет. Каган-беки Асмид совсем дурной правитель. А ты куда едешь на своем измученном коне?
— Видимо, туда же, куда и вы. На Русь.
— Верно! Мы в Куяву идем. Присоединяйся к нам. Вместе веселей ехать, да и безопасней: еще одна острая сабля в караване прибавится. Это хорошо.
— Добро! Я и сам хотел просить тебя о том же.
— Я рад. Однако пора бы и на привал. Здесь где-то недалеко речка есть?
— Да вон влево, шагов триста, — показал Кирша. — И бережок тут пологий песчаный, и обзор для сторожи добрый. На кургане дозорного поставить можно.
— О-о, да ты настоящий бек, Курша, — изумился Махмуд. — В один миг все увидел. А ты как думаешь? — спросил он начальника стражи каравана.
Бородатый воин со свирепым лицом внимательно огляделся, хмыкнул одобрительно, сказал:
— Все верно. Здесь хорошее место для ночлега. Если карапшики захотят напасть на нас, им не удастся сделать это внезапно...
По команде старшого караван повернул налево, и вскоре погонщики уже ставили животных на колени, снимали тяжелые вьюки, устанавливали шатер для Махмуда. Воины в ста шагах от стоянки полукругом вбили низкие колышки и соединили их веревкой, унизанной железными шипами. Если бы разбойники попытались внезапно атаковать лагерь, кони их наверняка пострадали бы от этой ловушки.
На вершине кургана схоронился дозорный с сигнальным рожком на поясе...
Кирша, как почетный гость, сидел в шатре Махмуда. Сначала тут был и начальник охраны, но, наскоро перекусив, он ушел по неотложным делам.
Когда араб и русс остались одни, Кирша сказал:
— Я обещал отплатить тебе за добро. Дозволь принесу поминок?
Купец замахал руками:
— Нет-нет! Я же сделал это из дружбы к Ашин Летке. А потом мой ничтожный дар тебе и так оплачен господину моему Хаджи-Хасану тамгой [112] кагана Святосляба на беспошлинную торговлю в Куяве. Там и мне кое-что перепадет. Спасибо за доброту, Курша, но мне ничего от тебя не надо!
112
Тамга (тюрк.) — знак собственности. В Хазарском каганате — личный знак кагана или эльтебера.