Стрелы ярости
Шрифт:
– Это труднее, чем я думал.
Марк кивнул и указал на походный лагерь.
– Да, но зато какой отсюда вид. Видишь, моя старая центурия вкалывает, сооружая костолом.
– Костолом?
– Извини, я забыл, ты еще незнаком с нашими словечками. Так называется ров, выкопанный по всему периметру походного лагеря. Его называют костоломом, потому что он имеет прямые отвесные стены в два локтя высотой. Если в темноте туда упасть, то лодыжку наверняка сломаешь. До сих пор у нас не было в нем необходимости, поскольку мы стояли на расстоянии слышимости от двух легионов, но теперь, когда мы здесь одни, без этого не обойтись.
Опцион кивнул, не отводя взгляда от работающих солдат.
– Понятно. А откуда ты знаешь, что это твоя бывшая центурия?
– Ну, это просто. Вон там Дубн расхаживает взад и вперед, понукая лентяев. Вдобавок отсюда видно варваров, которые подносят дерн…
Кадир кивнул.
– Думаю, нам пора возобновить подъем. Часть солдат уже почти у самой вершины.
Марк обернулся.
– О боги, по равнине ходить вам не нравится, но только дай взобраться в гору…
Зрелище, открывшееся с вершины, стоило затраченных усилий. Люди Терция поднимались на гору с противоположной стороны реки, а другие, разделившись, двигались вверх и вниз по течению. Походный лагерь был почти достроен, земляная стена отбрасывала длинную тень в лучах закатного солнца. Горы поросли кустарником, а вдоль обоих берегов Красной реки к югу от водопада тянулись редкие рощицы. На севере и западе рельеф состоял из холмов примерно одинаковой высоты, однако постепенно увеличивающаяся горная гряда уходила в сторону самой высокой вершины, расположенной на расстоянии добрых десяти миль. На востоке южные склоны почти вертикально обрывались к реке.
– Любопытно… – Марк указал вниз, на реку. – Видишь, вдоль холма уступом тянутся твердые породы. На этой стороне реки они лежат под землей, а на противоположном берегу выходят на поверхность. – Он всмотрелся в исчезающий вдали каменный выступ. На юге виднелся пологий склон, изрезанный горными ручьями, притоками Красной реки. – Смотри, берег ниже водопада защищать гораздо легче. Спуск с обрывистых скал долог и опасен, да и высоко, не спрыгнуть.
– Да, но взгляни вон туда. – Кадир указал на восток.
Вдали, почти на пределе видимости, за тремя или четырьмя вершинами в небо поднимался дым от костра в долине.
– Может, это лагерь варваров?
Марк кивнул.
– Думаю, да. И если мы это видим…
Они повернулись на юго-восток, к долине Красной реки. Внизу, то тут, то там мелькали отблески солнца на ярко начищенном металле.
– Легионы тоже останавливаются на ночлег и, вероятно, заняты тем же, что и мы: ставят походный лагерь и мечтают окунуться в воду.
– Да. Не догадываясь, что выше по течению расположились две когорты, которые уже вымыли свои вспотевшие задницы в той самой воде, которая дойдет до них часом позже.
Услыхав такие выражения, Марк фыркнул, не в силах сдержаться.
– Сдается мне, опцион Кадир, ты слишком много времени проводишь в обществе Морбана. Вымыли свои вспотевшие задницы…
Кадир скривился.
– Ничего не поделаешь. Послушал бы ты, каких слов тут нахватались наши люди.
Отряд взобрался на гребень восточного склона долины, и Фронтиний в очередной раз поймал на себе взгляд Терция. Центурион Второй когорты украдкой поглядывал на него с того самого момента, когда примипил изъявил желание присоединиться к ним в осмотре другого берега. Быстрые струи реки приятно охлаждали и освежали разгоряченных солдат Терция. Переходя реку по колено в воде, бойцы чувствовали, как усталые тела наливаются свежими силами.
– Удивительно, что делает с человеком бегущая вода, правда, Терций? Десять минут назад солдаты пыхтели и стонали при одной только мысли, что придется снова идти по горам, а сейчас карабкаются вверх, как четырнадцатилетние подростки.
Терций хмыкнул и продолжал взбираться вверх по склону. Примипил улыбнулся про себя. С его стороны игра была не совсем честной.
– Мы ведь раньше не встречались, центурион? Как давно ты служишь во Второй тунгрийской?
Его собеседник немного помедлил, обдумывая ответ.
– Тринадцать лет, примипил. Я поступил на службу, когда когорта переселилась в Большие луга.
– Так ты из местных?
Терций по-прежнему держался настороже и отвечал сдержанно.
– Не совсем. Мой отец был центурионом Двадцатого легиона. Еще до моего рождения он вышел в отставку и вместе с моей матерью поселился на Ветеранском холме.
Еще один офицер связал свою жизнь с девушкой из гарнизона, задумчиво отметил про себя Фронтиний. Что ж, для обеих сторон это была выгодная сделка. Немолодому мужчине с деньгами и положением нужна была подруга, чтобы скрасить его одиночество, а женщине, чьи лучшие годы остались позади, трудно было рассчитывать, что солдатские деньги и дальше будут течь к ней рекой. Она окружила его заботой и вниманием, получив в обмен безопасность и уважение окружающих. Переезд в ветеранскую колонию был обычным в таких обстоятельствах способом начать новую жизнь.
– Сын солдата, понятно. Должно быть, ты выслушал немало историй о тех временах, когда твой отец следовал за орлом. В былые дни Двадцатому пришлось немало потрудиться, чтобы подавить последние очаги сопротивления местных племен.
Терций улыбнулся.
– Так и есть. К отцу приходили его приятели, собирались в кружок у очага и начинали бесконечные воспоминания о днях былой славы.
– И ты поступил на службу, чтобы он мог тобой гордиться.
– Он умер за пять лет до того, как я стал центурионом. Отец мечтал увидеть меня с жезлом из виноградной лозы в руках, но для того, чтобы дослужиться до офицера, нужно время… по крайней мере для большинства из нас.
Последняя реплика прозвучала так тихо, что Фронтиний засомневался, не послышалось ли ему. Он прибавил хода, поскольку идущие впереди двинулись по направлению к седловине между двумя соседними горами.
– У вас хороший примипил, один из лучших. А теперь появился молодой, многообещающий префект… Фурий, если не ошибаюсь.
Терций поморщился – возможно, от усилий, которые приходилось прилагать, чтобы карабкаться по склону.
– Префект Фурий сильный человек, примипил. Он делает, что считает нужным, не думая о последствиях.
Фронтиний фыркнул.
– Как будто я не знаю! У меня есть двойная центурия лучников, готовых это подтвердить. А еще я слыхал, что ему нравится распинать людей.
Терций словно бы онемел. Его губы шевелились, но внезапное напоминание о брате превратило непроизнесенные слова в пыль на языке. Фронтиний смягчил тон, понимая захлестнувшие центуриона эмоции.
– Я слышал, что твой солдат пал его жертвой. Говорят, Невто и другие офицеры сделали все, чтобы избавить его от позорной смерти на кресте. Я бы на их месте поступил точно так же.