Стреляющие горы
Шрифт:
Мужчины в щегольских костюмах попытались было своими выкриками вновь подогреть толпу, но тут к ней стали подходить мужчины в казачьей форме. Первым делом казаки подступили к тем, кто снимал на пленку «митинг протеста». Двое дюжих ребят молча потянули на себя камеры.
— Да что вы себе позволяете! — закричал один телеоператор.
— Я буду жаловаться, — запротестовал другой.
— Цыц, козявки, — грозно нахмурился высокий, с пушистыми усами казак, вынул из камеры одну кассету, затем
— Кыш отсюда!
Другой казак, тоже могучего телосложения, наградив операторов тумаками по загривкам, потащил их, ухватив за шивороты, к их же машинам. Затолкал в салон:
— Надоели!
К подстрекателям толпы тоже подступили казаки и без слов, охладив митинговый зуд оплеушинами, оттащили их подальше от управления. На прощанье предупредили:
— Чтоб ноги вашей здесь больше не было! Пришибем!
Пожилой осанистый казак, атаман, тем временем приструнил не в меру расшумевшихся женщин:
— А вы, мокрохвостки, марш по хатам. Я потом с каждой разберусь, подпевалы паршивые!
Глава вторая
Старший лейтенант Меркульев все еще не приходил в сознание. Целые сутки Ольга не выходила из госпитальной палаты. Сидя у изголовья, она следила за капельницей, и когда та в очередной раз опустела, нажала на кнопку срочного вызова. Вошла медсестра, ловко сняла катетер и, прежде чем уйти, предложила:
— Пойдемте к нам в сестринскую. Там хоть пару часиков поспите на кушетке.
— Нет-нет, я не могу. Вот как придет в себя, тогда отдохну.
— Что же мы, не присмотрим за вашим мужем?
— Не обижайтесь на меня. Но поймите же.
Медсестра, пожав плечами, вышла с капельницей. Ольга склонилась над Провом, положила ладонь на его лоб.
Зашел лечащий врач.
— На вас, Ольга батьковна, жалоба: сутки без сна — никуда не годится!
— Очнется — отосплюсь.
— Мы принесем сюда кушетку.
— Лучше кресло. На нем удобней. И подремать можно чуточку.
— Хорошо. Да, кстати, сержант Османов пришел в сознание. Не хотите поздравить его с первым шагом к исцелению?
— Очень хочу. Как только Провушка мой очнется.
— Надеюсь, это произойдет скоро. Вот сейчас сделаем перевязку, еще одну капельницу с плазмой поставим…
В этот момент Меркульев зашевелился, вздохнул и открыл глаза. Оля ойкнула, из ее глаз брызнули копившиеся в последние дни слезы. Прильнув губами к щеке мужа, прошептала:
— Счастье мое!
— Оленька! — выдохнул Пров и попытался подняться, но врач придержал его, строго предупредив:
— Больной, вам нельзя даже шевелиться.
Но по всему было видно: доволен доктор. А как же иначе? Его стараниями человек к жизни вернулся!
Хирургическая сестра закатила в палату столик с перевязочными материалами.
— Ну, милая, — обратился врач к Ольге, — теперь вам самое время сержанта навестить. Ему тоже будет приятно знакомое лицо увидеть.
— Но я хотела посмотреть…
— Насмотритесь еще. Когда раны заживут. А теперь — вперед!
Оля, нежно поцеловав Прова, вышла. Палата Османова была почти рядом, через две двери. У него была основательно забинтована голова. Лицо бледное, ни кровинки. Увидев Ольгу, попытался улыбнуться.
— Здравствуй, Равиль. Позади, значит, самое страшное.
— Да, слава Аллаху!
— В рубашках вы с Провом Дмитриевичем родились.
— Мы с ним кровью побратались. Стали как братья.
— И ты для меня родней родного теперь.
— Спасибо. Как я понял, наш Батя тоже пришел в себя?
— Только что. Перед самой перевязкой, какую ему сейчас делают.
— Слава Аллаху. Вы идите к нему. Идите.
Ольга поцеловала Равиля в щеку, свободную от бинтов:
— Набирайся сил, Равиль. Я тут, рядом.
Она не сразу пошла в палату мужа. Подошла к окну и долго смотрела на сквер за окном. Даже не видела, как врач и хирургическая сестра покинули палату, а туда пронесли кресло. Очнулась от слов врача:
— Что же вы, милая, не торопитесь к мужу? Перевязка давно закончена, и он, думаю, ждет вас с нетерпением.
Она тут же поспешила в палату, присела у изголовья Прова, поцеловала его.
— Больно?
— Терпимо. Но самое главное, врач пообещал ничего не отрезать.
— Ты еще можешь шутить?
— А что мне остается? Если даже шевелиться нельзя.
— Лежи и слушай. На семейном совете принято решение: надо тебе снимать погоны — навоевался.
— Без меня меня женили! Нет, Оленька, не отвоевался я. Вылечусь, и поедем с тобой на заставу. На нашу заставу.
— Ты знаешь, как я тебя люблю. Но я ведь еще люблю и нашего будущего ребенка. А как я могу его родить, если в нашей норе нет даже места для детской кроватки.
— С Нургали Джабиевичем поменяемся комнатами. У него она немного больше. Капитан мне уже предлагал. У них самих не будет детей.
— И мы до того же дослужимся.
Помолчали. Наконец Ольга сказала то, что считала главным:
— Отцы наши так решили: покупают нам квартиру. Трехкомнатную. Мой отец приобщит тебя к своему бизнесу, а он у него процветает.