Стреляющие горы
Шрифт:
— А как твоя мама? Как моя?
— Твоя мама считает, что решающее слово за тобой. А моя верна своей философии: куда иголка, туда и нитка.
— А помнишь, какие слова ты говорила мне перед свадьбой?
— Помню.
Старшина курсантского дивизиона Меркульев подписывал увольнительные записки. Осталось только на себя заполнить. Подумав, написал как всем — до двадцати трех ноль-ноль. Вышел из каптерки и скомандовал:
— Увольняемые в город, приготовиться к построению!
Сам же направился в канцелярию,
— Дай-ка, я все просмотрю, — командир дивизиона бегло перелистал листочки. — Согласен. А вот с тобой — не совсем. Есть чистый бланк?
— Так точно.
— Давай. Отпустим тебя до вечерней воскресной поверки. Оставь за себя кого-нибудь из сержантов, на кого можешь положиться.
— Спасибо, — козырнув, Меркульев вышел в казарму. — Увольняемые, строиться!
Придирчиво осмотрев каждого, повел курсантов к дежурному по училищу. Тот тоже изъянов не нашел. Курсанты заспешили к проходной, а Меркульев вернулся в дивизион, чтобы дать необходимые указания заместителю командира взвода, которого он обычно оставлял за себя на время увольнений.
Миновав КПП, сразу же увидел Ольгу. Она уже начала беспокоиться: все, кого отпустили в город, давно уже прошли, а Прова всё не было. Не случилось ли что?
— Служба, Оля, — успокоил Меркульев девушку. — У старшины забот хватает.
— Хочешь сказать, чтобы привыкала?
— И это тоже. Зато увольнительная — до завтрашнего вечера!
— Ну, и какие будут предложения?
— На ресторан не хватит — в кармане не густо.
— У меня есть немного.
— Может, тогда — в театр?
— День сегодня такой чудесный! Давай, махнем в Абрамцево. Побродим там, затем опушкой Лосиного — домой.
— Здорово! К утру доберемся. Ты только дай знать своим, пусть они и моим позвонят.
Ольга подошла к телефону-автомату, набрала номер:
— Папка, скажи маме: дома буду только к утру. Ну, не волнуйтесь. Мы хотим вдвоем погулять. Звякните его родителям.
— Чем-то недовольны? — спросил Пров.
— Шли бы лучше к нам, говорит. Не угодишь всем сразу, твои ведь тоже обидятся: почему, дескать, не к нам?
— Ничего, переживут.
…К Ольгиному дому подошли уже на рассвете. Уставшие, но счастливые, наполненные впечатлениями.
— Страшно, наверное, по лесу ночью идти? Вот ведь сумасбродка! — Пров нежно обнял девушку.
— Разве может быть страшно, если ты со мной рядом? — проворковала Ольга, доверчиво прильнув к его груди. — Скорее бы — навсегда!
— Два месяца до выпуска. А там и свадьба. Но скажи, ты хорошо обо всем подумала? Представляешь, что такое связать свою жизнь с судьбой пограничника? Придется привыкать к иному быту, неустроенности. Муж — как белка в колесе. Граница, она и есть граница. Она спать не дает. И еще… комары, змеи. Не сникнешь?
—
Первым нарушил молчание Пров.
— Не забыла, как на край света со мной собиралась?
— Нет, Пров. Я и сейчас готова идти за тобой туда, куда скажешь. Но я боюсь… Вдруг не спасет тебя в третий раз рубашка, в которой ты родился.
— Наши судьбы свыше предопределены. И вряд ли что способно их изменить…
— Что-то я не замечала у тебя склонности к фатализму.
— Может, просто не приходилось нам на эту тему разговаривать. Но все это — пустяки. Давай так решим: я подумаю и определюсь. Конечно, твое мнение для меня очень важно. Но подумай, как я уйду на покой, если там, на заставе, погибли мои подчиненные. А ведь этого могло и не быть. Нам отцы и матери отдают своих детей не для того, чтобы они гибли. Я, как и все офицеры, в ответе за жизни подчиненных. Думаю, ты все же поймешь меня.
— Ты сейчас рассуждаешь так, будто сговорился с Алексеем Михайловичем.
— Нам с ним и сговариваться не надо…
Дом, где обосновался Турок, преобразился. На крыше — «тарелка» космической связи. Во дворе — идеальный порядок. Внутри — убранство в восточном стиле.
Напротив Турка, возлежащего на подушках у столика в центре комнаты, четверо боевиков. Стоя внимают наставлениям шейха.
— Ни в коем случае не идите Итум-Калинской дорогой. Каждый следует своей горной тропой. По прибытии сразу же явитесь к руководителю центра в Панкисси. Он известил меня о поступлении денег. Получите валюту и — обратно. Тоже порознь.
— У меня в Панкисси — родичи. Можно погостить у них несколько дней? — попросил самый молодой из боевиков.
— Хорошо, Рамзан. Даю всем по неделе отдыха. Да благословит Аллах ваши усилия ради торжества единственно праведной веры!
Едва боевики скрылись за дверью, на смену им вошли еще четверо. Выглядят постарше и более внушительно, чем те, кого только что Турок почтил своим вниманием. Однако приглашения к достархану опять не последовало.
— Вам — особое задание. К тем рабам, которых прислал Хасан, нужно добавить еще человек пять или даже больше. Нужно скорее закончить с бункерами и тайными выходами. С женской половиной тоже нужно заканчивать.
— Как велишь, почтеннейший, — приложив руку к сердцу, подал голос самый старший из присутствовавших. — Но, по моему разумению, тех десятерых, которые сейчас у нас, вполне достаточно. Они работают по двадцать часов и уже закончили бункер в конце сада, прорыли ход к подножию горы, теперь заканчивают его маскировку. Не ленятся. Мы одному, который ленился, отрезали голову у остальных на глазах. Подействовало. Сегодня они роют подполье под женской половиной. Завтра начнут бетонировать.