Стриптиз
Шрифт:
— Если Флоранс умрет… — начала было Мари-Лу.
— Постучи по дереву! — крикнула ей Франсина.
И Селита тоже постучала по ветке дерева, которую подобрала Мари-Лу.
— Да, ты права. Не будем об этом думать…
Естественно, что они непрестанно думали об этом не только из жалости к Флоранс, но и потому, что под угрозой оказывался источник их существования.
Предоставленный самому себе, сохранит ли Леон «Монико», а если будет вести дело так, как сейчас, то не будет ли вынужден вскоре закрыть заведение?
Селита подозревала, что Людо с интересом следит за развитием событий и имеет определенные виды на кабаре. Он был разведен, его взрослый сын находился на военной службе. Если бы Селита, к которой он явно проявлял интерес, взялась бы половчее за дело…
Она тут же отбросила эту мысль. И не только из-за ее неуместности в момент, когда вскрывают живот Флоранс, но и потому, что понимала ее неосуществимость.
Обеспеченное и прочное положение не было для нее главной целью. Это стояло где-то на заднем плане. Дело в том, что она не хотела жить без своего мужчины, решила, что таким мужчиной является именно Леон, и не желала от него отказываться.
Один человек понял ее лучше, чем подруги и даже чем Флоранс. И, как ни странно, она с ним никогда по-настоящему не разговаривала и едва была знакома.
Речь идет о графе де Деспьерре, который в последнее время часто посещал «Монико». Он усаживался всегда на одном и том же месте у стойки бара и оттуда следил за всеми со своей неизменной, раздражающей Селиту улыбкой. Она вбила себе в голову, что он приходит ради нее, ибо всегда предлагает ей с ним вместе выпить. Редкие вопросы, которые он задавал, были краткими и точно били в цель. Может быть, его держал в курсе Людо, ибо граф иногда любил поболтать с ним?
Однажды, например, он неожиданно спросил:
— Не умерла еще?
— Вы говорите о хозяйке? — уточнила она с суровым видом.
— Одной на вашем пути станет меньше, не так ли?
Она возненавидела его, но, несмотря на это, все равно подходила к нему, как только он ей делал знак.
— Как там влюбленные? Еще не дошло дело до драгоценностей?
— Нет, она слишком хитра для этого.
— Однако, как видите, она не рвется занять место у кассы.
— Откуда вы знаете?
— Я ее вижу, как вижу и вас. Для меня этого достаточно.
— Это потому, что вы такой умный, да? Так сказать, высокоразвитый мозг…
— Я в этом не так уж уверен, но я хорошо знаю женщин. А для нее хозяин «Монико — всего лишь трамплин. Он помогает ей сделать первые шаги, которые всегда самые трудные. Она прекрасно понимает, что ей нужно сперва потренироваться и, прежде чем вознестись повыше, создать вокруг себя некий ореол.
Слово «ореол» вызвало у нее улыбку.
— Ну, если хотите, скажем проще — иметь не особо пикантное прошлое, хороший гардероб, несколько драгоценностей, свою постоянную карточку для входа в казино, ну и, конечно, автомобиль…
Селита смотрела на него, широко раскрыв глаза, пораженная точностью его слов, а он продолжал говорить небрежным тоном иллюзиониста, который снизошел до показа простых карточных фокусов.
— В тридцать два года, — он указал на кассу кончиком сигары, — можно хотеть занять это место. Но не в девятнадцать. В девятнадцать это представляется чем-то вроде похорон по первому разряду, потому что еще кажется, что добьешься значительно большего.
Он раздавил свою сигарету в пепельнице с рекламным изображением.
— И она добьется.
Ей было интересно знать, догадывается ли Леон, который хмуро наблюдал за ними из другого конца зала, что речь идет о нем, хотя и косвенно. Не желая показывать графу, что его слова произвели на нее сильное впечатление, Селита предпочла небрежно пробормотать:
— Не знала, что вы еще к тому же умеете предсказывать судьбу.
Но только через два дня она поймет, что он за человек, хоть и испытает от этого глубокое унижение.
Любопытно, что нервозное возбуждение, охватившее ее с момента появления Мадо, сопровождалось возбуждением сексуальным. И она не прогнала Эмиля, когда как-то во второй половине дня он влез с улицы в открытое окно, а соседка была на пляже.
Эмиль имел теперь больше досуга, потому что хозяин перестал регулярно заходить в «Монико» днем и его даже видели иногда рядом с Мадо на пляже «Луксора».
Селита подозревала, что Эмиль, дабы выиграть время, избавлялся от части рекламных проспектов, выбрасывая их в сточную канаву.
И он стал бывать у нее и сообщал разные новости. Он был единственный, кто заходил за поручениями в квартиру в «Луксоре», где застал однажды Леона с газетой в руках в кресле на балконе.
— Он выглядел весьма довольным и вел себя как дома. И даже сказал мне, демонстрируя спальню:
— Смотри, как это изящно.
Милостивое расположение к нему Селиты не волновало больше Эмиля так, как в первый раз, но он горячо выразил свою радость.
— Какая вы замечательная девушка! А какая у вас нежная кожа!
Селите же все чаще хотелось чего-то другого. А почему, собственно, графу, который интересовал и отталкивал ее одновременно, не помочь ей? Мысль заняться с ним любовью, испытывая при этом к нему ненависть, не была ей неприятной.
Ей не раз приходило это в голову, и она говорила себе, что поскольку он общается в «Монико» только с ней, то, очевидно, и сам подумывает о том же.
Однажды вечером, чтобы прощупать почву, она тихо сказала, прижимая, как бы случайно, свою грудь к руке мужчины:
— Вот вы много говорите о женщинах, и вы их, видно, хорошо знаете. Но не складывается впечатления, что вы широко используете свои знания на практике…
Он широко улыбнулся и, как ей показалось, испытал какое-то облегчение.
Сразу же недоброе предчувствие охватило ее.
— Вот именно! — сказал он, прищурившись. — Я бесконечно ценю женщин, они могут быть восхитительными подружками. Всю жизнь я жалею, что нет у меня сестры. Я, например, был бы счастлив, если бы как-нибудь вы согласились выпить со мной чашечку чая на набережной Круазетт.