Стриптиз
Шрифт:
Извержение богатейшего словарного запаса, свойственного экс-государыне из простонародья, точнее — из простобоярья, в смысле — из просто русских бояр, а не из князей-рюриковичей, приостановилось. А вот резкие телодвижения — нет.
Лавочка в парилке была довольно узкая и короткая. Когда Софочка всеми своими немаленькими телесами по ней гукалась и елозила — лавочка качалась и норовила упасть. Пришлось усесться на тётушку сверху.
Вы на отбойном молотке никогда не катались? — Здесь — сходно. Но — приятнее.
Широко расставленные ноги, обеспечивали устойчивость.
Я уже говорил, что тактильные ощущения составляют для меня значительную часть мировосприятия? Значительная часть этой значительной части предлагала мне сейчас очень… страстные ощущения. Нежная кожа княгининской поясницы, густо умащенная дорогим оливковым маслом с ароматическими и витаминными добавками, волнуемая изнутри мышцами, подобно штормовому морю с картин Айвазовского, так увлекательно массировала нежную кожицу моей мошонки… Софочка восхитительно пахла, нежно скользила и волнующе трепетала.
«Звезда» пребывала в шоке. А я — в экстазе.
Фонтан её страстей просто захлёстывал. И призывал приобщиться, омыться и разделить.
Какая женщина! Источник наслаждений! Вся. В любом месте. Тут и не хочешь, а… захочешь.
Страсти её, правда, были не из радостных. Ненависть, злоба… Но это дело наживное. Главное — сильное чувство. Хоть какое.
«Тёплых — изблюю…».
Сейчас она пропотеет, притомится и я её… Полюблю. Всю. Неторопливо, вдумчиво, глубоко и разносторонне.
Освободиться от «браслетов» она не могла, но «способ крепежа» оставлял достаточно пространства для манёвра. Беспорядочные рывки сменились упорным целенаправленным взбрыкиванием.
«Кобыла била задом».
Чувствовалось, что это надолго.
«Человек не доживает и до ста лет, а суетится как на тысячу».
Софочка суетилась на две.
Она осознавала себя обманутой. Не то, чтобы обман был для неё новостью — она и сама постоянно дурила окружающих, даже и по мелочам. Но от меня этого не ожидала. Привыкла, что мне лжа заборонена.
«Мужчине можно верить до тех пор, пока он не скажет «люблю».
Странно — я ещё ничего такого не говорил, а она уже не верит.
«Обманутые ожидания». В женском исполнении. То, что я её и сейчас не обманываю — ещё не понимает. Поэтому страшно злобится. Попёрла напролом. Точнее — на подкид. Упрямства у неё — много, сил — хватает. И ждут меня долгие часы тряской рысцы. По банному непроезжему бездорожью. А где вы видели в бане — проезжую дорогу?
Дура — раз уж попала к «Зверю Лютому» в лапы — лежи спокойно и не рыпайся.
У меня план по мельницам на следующую неделю не согласован, надо дать отмашку по вывозу болотной руды, собирался с двумя литовскими семьями поговорить…
Дел — выше крыши. А она, вишь ты, брыкаловщиной занялась. Унылое однообразие родео.
«Расслабиться и получать удовольствие» — международная женская мудрость.
Коллегши, вы никогда не пробовали, в ходе выслушивания начальственного разноса, ритмически напрягать и расслаблять… некоторые группы внутренних мышц? — Как отмечала одна моя собеседница — даёт очень позитивный психологический эффект. Да и административно… «На ковёр» — с радостью и нетерпением.
Ну вот, 8 секунд, как и положено по регламенту этого вида спорта, я на ней продержался. И чего дальше?
Однообразие предложенного «тетушкой» галопа вгоняло в тоску, требовало перевода ситуации в какую-то новую фазу. Как у алкоголиков: «А поговорить?».
Пришлось прижать к лавке всем телом, улечься на её спине, приблизить губы к уху. И приступить к проповеди. Дополняя свои просвещающие и удобряющие слова непрестанными движениями пощупывающих, пощипывающих и полапывающих вездесуйных ручонок.
— Софочка, ты дура. Ты дрянная, мерзкая и непотребная баба. Но это пол-беды. Ты — дура. Ты дура с детства. С тех пор, как пошла замуж за Андрея. За сына убийцы твоего отца. С обмана его. И братья твои — дурни. Вздумали Андрея на мякине провести. Пни лесные, а туда же — светочами разумности да хитрости себя возомнили. И батюшка твой, Стёпушка покойный — дурень. Мог же семейство с Москвы убрать, видел же — на его шею топор точат. И дед твой — дурень стоеросовый. Коли решил, что проклятия преданного им Хадоги — туманом развеются. Вы все — князьки вятические — гнилой, дурацкий род.
Пока пальчики мои, скользкие от покрывающего её масла, мяли мясцо, проникали во всякие дырочки, складочки и закоулочки, картографируя рельеф местности с его выпуклостями и впуклостями, другой сексуальный орган — язык хомнутого сапиенсом — шарашил по заплетающимся в морские узлы мозговым извилинам.
— Вот приволок я тебя сюда. Добром же просил: веди себя тихо, прилично. На других гляди, уму-разуму учись. У нас тут — не как везде. Обвыкни. Ан нет, ты ж у нас — княгиня. Свет красы и проблеск разумности. Ты зачем моих баб перессорила? Да не мычи ты так! Я и сам знаю: всё во имя человека, всё для блага человека. А звать того человека — мил дружок Ванечка. Только не надо обманывать. Ни себя, ни меня. Тебе власть нужна. Тебе главное — под себя подмять, чтобы все по твоей половице ходили, под твою дудку плясали. Дура.
Софочка несколько сбавила темп и амплитуду. Может, утомилась наконец? Или мои слова доходить начали?
Женщины, обычно, более воспринимают интонацию, чем смысл. Неужели я нашёл «верный тон»? Тогда — продолжим.
— Ты — дура. Ты так и не поняла — где твоё место. Возникла нужда в тебе — вздумала торговаться. Ставить условия. Вместо того, чтобы петь и плясать от счастья, что ты, в кои-то веки, стала нужна господину. Что сам «Зверь Лютый» обратил на тебя, старую, толстую, лживую, потрёпанную шлюху, взгляд свой. Что тебе выпал счастливый случай. Пользу хозяину принесть. Хоть чуть-чуть помочь твоему повелителю. А тебе взбрендилось искать себе иную прибыль. Дура! Какая выгода может быть у тебя при моём неудовольствии? Что, в никчёмной жизни твоей, более ценно, чем моё к тебе доброе отношение?