Строители Млечного Пути
Шрифт:
– Ты хочешь в ордынскую Цитадель?
Абдулкарим поморщился.
Я отдал приказ на активизацию автономного броскового модуля. В сознании отдалось – «система заблокирована, опасный режим». Я произнёс про себя пароль высшего приоритета и снял все ограничения.
Камень запульсировал сильнее.
– Мы попытаемся телепортироваться, - объявил я нашим спутникам.
– Чудесно, - обрадованно всплеснул руками профессор.
– Я с вами, - без малейших колебаний объявил Жизнеслав.
– Это очень опасно, - попытался возразить я.
– Мне не хочется встречаться с ордынцами, - пояснил
– Ну, тогда и я с вами, - встрял профессор. – Что-то неохота мне с этими варварами общаться. Начнут вопросы глупые по поводу финансирования наших исследований задавать.
– Берёмся за руки, - велел я.
Мы образовали что-то вроде хоровода. И я отдал приказ на активацию броскового модуля.
По телу прошла жаркая волна. Изнутри меня будто разрывало на части.
Синхронизация падала, пространство вокруг нас пошло вразнос. Было очень больно. Неужели так глупо пришёл наш смертный час?!
По глазам ослепительно ударила молния…
Когда ко мне вернулось зрение, я увидел перед собой мусорный бак на колёсиках. Он чинно проезжал мимо, гремя колёсами и услаждая глаз красивыми национальными узорами.
«Наверное, я уже на том свете, - подумалось мне. – Ведь так не бывает».
Но тут Абдулкарим ткнул меня локтём в бок.
– Ты чего зазевался. Раздавят же!..
***
Оказывается, что мне ничего не привиделось. И я вовсе не в коме, бреду или на том свете. По центральному проспекту Шизополя действительно катился просторный мусорный бак, в котором достаточно уютно, с банкой пива и орешками, расположился пухленький голубой тип. Поверх его резинового костюма химической защиты был повязан дорогой модный галстук.
Бак катило несколько добрых молодцев в национальных сорочках, вышитых затейливыми узорами и сакральными рунами. Вокруг разгорячённая толпа улюлюкала и изрыгала угрозы, видимо, в адрес пассажира мусорного бака. Весь этот шум, похоже, на толстяка не производил ровным счётом никакого впечатления. Время от времени он лениво отхлёбывал из банки пиво и беззлобно ругался на окружающих, вызывая ответный шквал возмущения.
Толпа настолько была увлечена процессом, что наше фантастическое появление почти никто не заметил. Лишь влюблённая молодая парочка отшатнулась от нас.
– Это что такое? – ошарашенно огляделся я.
– Это? – профессор Хлюмпель счастливо улыбнулся. – Традиционное еженедельное антикоррупционное сбродище!
– Как сие понимать?
– Во время Великого Сбродища после свержения проклятого режима появилась добрая народная традиция борьбы с коррупцией – активисты-патриоты стали поколачивать жадных коррупционеров, выкидывать их из кабинетов, а иногда и из окон. Прижился особенно милый обычай – засовывание мздоимцев в мусорные баки. Поскольку коррупция с годами не только никуда не далась, а многократно выросла, но в то же время не утрачена и благотворная энергия народных масс, был достигнут компромисс. Каждую неделю подозреваемых во взяточничестве чиновников, а иных у нас просто нет, на народном сбродище опускают в бак и везут по улице. А чтобы те не обижались, за определённые денежные отчисления они могут заказать себе
– Потрясающе! – всплеснул руками Абдулкарим.
– Именно так! – восторженно воскликнул профессор. – Нет пределов творчеству масс!
Он помахал рукой удаляющейся процессии, потом с удовлетворением посмотрел на нас:
– А с вами интересно… Значит, общество наше изучаете, дети звёзд! Ну что ж, можете располагать мной.
– Ловлю на слове, - тут же встрял Жизнеслав, весьма воодушевившийся этим заявлением. – Не соврёшь?
– Да ни в коем разе! Разве может истинный историк врать?
– Мы же шмуркали для вас розовощёкие, - огрызнулся я. – С чего это вам помогать нам?
– Ну, зачем же обобщать необобщаемое и впихивать невпихуемое! – торжественно и загадочно произнёс профессор, потом посмотрел на часы. – Пора на работу. Напоследок официально обязуюсь сводить вас в ближайшие дни в Парламент. Думаю, вы получите незабываемые впечатления. Это вам не шпинделем в штрудель тыкать!
После этих слов он бодро зашагал по проспекту, насвистывая под нос весёленький мотив.
– Отлично, - сказал Жизнеслав.
– Парламент, насколько я понимаю, нам необходим для полноты диагностики. Но мне там по определённым причинам появляться не стоит. Вот и перепоручу вас профессору.
За машиной мы не стали возвращаться – возможно, около института нас стерегут ордынцы. Поэтому просто поймали такси. Оно было до такой степени раздолбано, что колеса рисковали отвалиться по дороге и зажить своей жизнью. Но других тут не водилось.
Таксист был по виду типичным шмуркалём – румяный, толстенький и настороженный. И на нас он смотрел подозрительно. Помолчав некоторое время, он решил забросить удочку:
– Вы слышали, говорят, шмуркали, решили нашу реку отравить. И в зоопарке свинопотама замучили.
– Сам-то ты кто?! По виду чистый шмуркаль! – вдруг набросился на него Жизнеслав.
– Главное не цвет щёк, а патриотизм в душе!
– водитель в зеркало заднего вида покосился на депутата. – Что-то ваше лицо мне знакомо!
– Ты давай, рули, а не изображай из себя самого праведного патриота.
– Это почему? – нахмурился водитель.
– Потому что выглядит твоя нарочитая активность подозрительно. Уж не глаза ли ты нам отводишь, тыча своим патриотизмом? Эх, надо, чтобы компетентные господа к тебе присмотрелись.
– Но я…
– И вообще, почему ты, такой пламенный, ещё не в войсках самообороны? Почему с шахтёрами не воюешь, а?
– У меня… Ноги болят. Руки болят, - заблеял таксист.
– Голова у тебя болит! Хотя в ней и нет мозгов! – Жизнеслав не на шутку разошёлся.
Водитель резко заткнулся, и остаток пути мы проехали в тишине.
Когда машина остановилась, Жизнеслав отдал деньги и раздражённо хлопнул дверцей так, что такси чуть не развалилось на части.
– Розовощёкие эти часто в такой раж верноподданнический впадают, что коренных шизиан готовы переплюнуть, - сказал он, когда такси, газанув, унеслось прочь.
– Лишь бы свою преданность подчеркнуть. С шахтёрами кто воюет? Вот такие неофиты! А синемордые, затеявшие всё это, от войны по хатам и в лесах прячутся… Не, ну какая же сволочь!