Стройки Империи
Шрифт:
Она прошла к своему месту, чуть зацепив халат Виктора краем свернутого в трубку ватмана.
Звонок наполнил коридоры шагами и голосами. Народ разбегался на выходные.
— Я закрываю и опечатываю! — воскликнул Петросов. — Сегодня "Динамо" Киев!
К лифту не было очереди — трудящиеся массы весело спешили мимо вахтерши, чтобы шумным водопадом скатиться вниз по бетонным ступеням.
В вестибюле Виктор буквально столкнулся с Вочинниковым.
— А я вас ждал! — бесцеремонно ответил тот, тряся руку Виктора. — Представляете,
— Сенсацию? — переспросил Виктор.
— Бомбу. Газетную бомбу. Нашли женщину-палача, что в Локте расстреляла уйму людей при немцах. Антонина, как ее там...
— Гинзбург.
— Да. Кто бы мог подумать... Кстати, мое письмо еще не получили?
— Так это ваше письмо? — И Виктор вынул из кармана конверт со странным адресом.
— Нет, конечно. Там чей адрес?
— Там некая Жанна указала адресом школу. Может, это и не "она", а "он".
— А само письмо что, анонимка?
— Вот письмо. Можете читать, там ничего личного.
Журналист быстро перелистал серые листки и даже понюхал их.
— Аммиак уже выветрился... Это глава из рукописи нового романа Юрия Мытника. Есть такой в Брянске писатель-фантаст. Роман выходит в Приокском издательстве. Точнее, он послан туда, но его мурыжат, знаете, после Шпанова у некоторых идиосинкразия на военную фантастику. Ну а пока суть да дело, рукопись начала гулять по Брянску в эракопиях. И это для вас... не хочу огорчать, но вам грозят серьезные неприятности со стороны компетентных органов.
— Могут обвинить в распространении антисоветчины?
— Да что вы, — усмехнулся Вочинников. Просто тот, кто вам отправил это письмо, убежден, что убийство Незнамовой и труп на переезде — ваших рук дело.
23. Вариант "Омега-68".
— Если убежден, пусть обратится в УГБ, это по их части, — равнодушно ответил Виктор. — Он вам сам сказал об этом?
— Мне никто ничего не говорил, — медленно произнес Вочинников. — Это следует из содержания главы. Железная дорога, труп. Намек прозрачный.
"Странный ход мыслей. Странный для обычного корреспондента. Но если Вочинников — агентура УГБ, то это проверка. Даже если в УГБ стопудово уверены, что Незнамову убил связник, все равно будут проверять, не был ли я организатором убийства. Со связником я мог общаться через тайник. Через те же ячейки на вокзале. Если УГБ не знало про ячейку, значит, постоянной слежки за мной не было. И в ночь убийства связника у меня нет стопудового алиби. Бабушки имеют привычку спать на вахте. Корин сам намекал. Правда, проверка глуповатая, но если Вочинников просто заурядный осведомитель..."
— "Грузите апельсины в бочках", — улыбнулся Виктор.
— Я понял, — ответил журналист. — Но у автора письма, видимо, есть какие-то основания считать, что вам есть что скрывать. У меня есть кое-какие мысли, но об этом лучше не здесь. Вы куда сейчас?
— Как все. По магазинам, потом домой.
— Будем считать,
На фасаде здания рабочие в люльке растягивали кумачовую перетяжку с белыми буквами "Слава Великому Октябрю!". На столбах по Ульянова зябли под хмурым вечерним небом флажки — утром их еще не было, а сейчас их трепал свежий ветер, отдающий прелым листом, болотной пойменной водой и дровяным дымом. Город начинал готовиться к празднику.
— Что вам говорит фамилия "Тарбовский"? — спросил Вочинников, когда они поравнялись с мебельным на Институтской.
— Тарковский? Это вроде режиссер? Хотя я могу путать.
— Тарбовский. Тоже разыскиваемый военный преступник, участвовал в карательных акциях в Польше и Чехословакии. Для палача личность незаурядная. Ухитрился сделать при немцах неплохую карьеру, как хороший знаток войны с партизанами, считалось, что он сбежал в Аргентину, но вот недавно появилась информация о нахождении его в СССР. Естественно, органы работают.
— Погибший на переезде и есть Тарбовский?
— Да ну что вы. Тарбовский, семнадцатого года рождения, рост сто семьдесят пять... описание сходно с вашим.
— Меня уже путали с другим полицаем.
— Да, ребята из ДНД описали ваше появление здесь. Согласитесь, тут у любого возникнут вопросы.
— Ну, хорошо, что с вами этого не случилось.
— Мне проще, я тут почти абориген. Короче, в Союзе просто не осталось живых свидетелей, кто помнит Тарбовского. Он работал на абвер, занимался подготовкой агентов для засылки в партизанские лагеря и антифашистское подполье, и уничтожал тех, кто потом мог бы опознать его, как прислужника немцев. Те, что остались, живут за рубежом. А сейчас, знаете, в Европе советских не очень любят. Могут и похожего опознать.
— Разберутся, кому надо.
— Вы же знаете, что в нашем мире правда может всплыть уже без признаков жизни. Или вы выросли в другой стране?
— А что, есть страны сплошного торжества справедливости? Ошибку могут совершить и в отношении вас. И что, теперь не жить?
— Да, я тоже не защищен от роковой ошибки. Никто не защищен. Просто, насколько я в курсе, у вас намного больше шансов попасть в жернова. Другие могут рассказать, где они были с сорок первого по сорок пятый, представить подтверждения. Сколько ветеранов на заводах работает... А для органов такой соблазн отчитаться, тем более, после успеха с Тонькой-пулеметчицей. Будет жаль, если такой разносторонний и способный человек так глупо исчезнет.
"Значит, проверка основана на провокации... Поведение должно быть естественным."
— У вас есть какой-то план?
— Пока только мысли. Есть связи, есть знакомые, есть... Надо подумать, пока есть время.
— А может, не стоит? Вдруг я все-таки пособник фашистов. А вам неприятности.
— Впервые вижу честного и принципиального "пособника". Обычно они другие.
— От меня что-то потребуется?
— Думаете, я ради выгоды? Нет. Просто хочу быть порядочным. А быть порядочным — это значит не только шагать в единых рядах, но, если надо, бороться с системой.