Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972-1977

Курильский Виктор Максимович

Меня просто убрали с картины. С подачи Ларисы Павловны.

Е. Цымбал. Для всех, кто работал на «Сталкере», никаких сомнений в этом не было.

М. Чугунова. Да, конечно. А вместе с вами заодно и меня чуть не уволили.

<…>

Из: Суркова О. Тарковский и я. Дневник пионерки

<… >

А. Тарковский. На «Сталкере», когда пришел брак пленки и я спросил у Рерберга, как такое могло произойти. Я спросил: «Почему ты не сделал пробу пленки до выезда на съемки в Эстонию?». Правда, есть заключение технической комиссии, что виноват главный инженер студии. Но все-таки, почему Рерберг не сделал пробы? На что последовало возмущение: «Это не мое дело. Пусть об этом студия беспокоится, это их проблемы!» Я попытался вразумить его: «Послушай,

но ты все-таки оператор, работающий на советской студии, тебе что — здесь всё принесут на блюдечке с голубой каемочкой?» Но он заявил, что это его вовсе не касается, так как «брак — вина тех, кто обрабатывал пленку». Ну а дальше и похуже: пришел ко мне поддавши, с какой-то «потаскухой» и разошелся при ней еще поболее: «Все, Андрей, хватит! Больше я с вами не работаю! Только за границей»… Ах за границей? Ну тогда и вали отсюда! Мы снимали в то время номер в таллинской гостинице, так он позвонил на следующий день, делая вид, что ничего не помнит. Но я попросил его больше не звонить мне и вообще забыть мое имя. Мы разошлись… Но зато работа с Княжинским, снимавшим потом нового «Сталкера», пожалуй, лучшее время в моей профессиональной жизни в общениях с оператором. Какое это солнышко! Какой это нежнейший, интеллигентнейший человек! Какой верный! Доверчивый! Для меня Княжинский просто идеальный оператор!

<…>

В августе «Литературное обозрение» публикует беседу АНа, Дмитрия Биленкина и Игоря Бестужева-Лады о фантастике. АН в ней говорит жестко и серьезно.

Из: АНС, Бестужев-Лада и., Биленкин Д. Какие звезды светят фантастике?

<…>

А. Стругацкий. <…> А сейчас не могу удержаться — вспоминаю высказывания некоторых «сопричастных»: фантастика-де — литературы крылатой мечты. Оно, конечно, человек без мечты — это либо бурбон, либо кролик, но ведь мечтать — вовсе не значит расстилать розовые ковры неопределенного будущего на предмет утешения. Наш читатель не ноющий хлюпик. Мы пишем для гражданина, созидателя, борца и мыслителя. Лично я рассматриваю фантастику как арену — понятно, не единственную — борьбы передового мировоззрения со вчерашним, как поле столкновения коммунистического воспитания с пережитками палеолита в сознании людей. Но тут я немного забегаю вперед, прошу прощения.

<…>

А. Стругацкий. Литература все-таки не зеркало. В фантастику смотришься и видишь то ли черта, то ли ангела, то ли осьминога.

<…>

А. Стругацкий. Позвольте, однако, вам возразить. О проблемах науки языком искусства отлично говорит научно-художественная литература, научно-популярное кино и Капица в телепередачах — честь и хвала им за это, все они делают замечательное дело. Фантастика же есть литература художественная. Литература о человеке, о его надеждах и страхах. Как это у Ильфа?.. Фантасты писали: будет радио — будет счастье. Радио есть, а счастья нет. О фантастах-дураках писал великий юморист. Счастье человеческое не в радио и не в киберах.

<…>

А. Стругацкий. Наука влияет на литературу, на фантастику не в том смысле, что специалист хватает писателя обеими руками, чтобы не убежал, и объясняет ему цифры и графики, и тогда у писателя зажигается в очах огонь понимания, радости или ужаса, и он бежит к машинке и эмоционально истолковывает бедному читателю, как ему надлежит настраивать свой духовный мир на новую проблему. Это все, конечно, чепуха. Фантаст не передаточная инстанция между лабораторией физика либо социолога с читателем, а сам читатель никак не объект втолковывания, он равный писателю собеседник.

<…>

А. Стругацкий. Табу — это из арсенала примитивных религий. Антиутопия — это отражение в образах самых мрачных, самых беспросветных, самых античеловечных взглядов на историю, точнее, на исход истории. Советской фантастике такое представление об исходе истории чуждо, и антиутопия ей чужда. Западная же антиутопия нашему читателю не страшна, а во многих случаях и кое-чем интересна. Я говорил о другой, о нравственной стороне дела.

Какой смысл пугать читателя до полусмерти? Ну попугался он, а потом

пошел и выпил. Или запил. Нам-то не это надо. Есть проблемы трудные, сложные, даже опасные проблемы роста цивилизации. В своей последней повести «За миллиард лет до конца света» мы довели это наступление проблем до предела, фантастически заострили ситуацию. Чтобы попугать? Нет, чтобы убедить: «Надо грести, можно грести, пусть на тебя обрушилась вся Вселенная!» А если сложить ручки да бросить весла, тогда, точно, конец… Только не надо прятать голову под подушку и делать вид, что проблем нет, — это такое же малодушие.

Надо честно, разумно и смело смотреть проблемам в лицо, настраивать себя на их преодоление. Только так! Бой надо вести по всем направлениям. Никаких тем не чураться, не делать вид, что опасное — это так, облачко, что трудное — легко, что впереди лишь озаренные солнцем дали, а не борьба за эти дали. Есть идеал — коммунистическое человечество, вот с этих позиций и надо пером вытаскивать из всех щелей сегодняшнюю дрянь. И не удивляться ее шипению, а то и укусам. Ведь если советские фантасты будут искать спокойных бережков над тихой речкой, у общества одним гребцом станет меньше. А этого не должно быть.

<…>

А 24 августа «Литературная газета» публикует беседу АНа с космонавтом Константином Феоктистовым.

Из: АНС, Феоктистов К. Реальность чуда и чудо реальности

<…>

А. Стругацкий. Гипотез нам не избежать, но прежде мне хочется сказать вот о чем. К шестидесятилетию Советской власти наша фантастика подошла, имея уже богатую и сложную историю. У ее истоков стояли такие крупные имена, как классик советской литературы Алексей Толстой и замечательный мечтатель Александр Беляев. Но настоящего расцвета фантастика наша достигла в шестидесятых годах, когда появилась грандиозная эпопея-утопия Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Вот тогда-то стало понятно, что это такое — идейная, философская сюжетная смелость…

В наше время в фантастике насчитываются десятки известных имен и многие десятки пока малоизвестных. И какое жанровое, сюжетное, географическое, возрастное разнообразие! Известный мастер политического памфлета Л. Лагин и выдумщик «на грани вероятного» С. Абрамов. Самый лиричный из всех фантастов В. Шефнер и защитница экологии Ариадна Громова. Вдумчивый исследователь Д. Биленкин и беззаботный, искрящийся юмором Кир. Булычев. Трагическая Ольга Ларионова и «фантастические приключенцы» М. Емцев и Е. Парнов. Увлекательнейший роман А. Мирера и утопическая эпопея Г. Мартынова. Маститый философ Геннадий Гор и молодой, веселый А. Житинский. Москвич З. Юрьев, ленинградец А. Щербаков, киевлянин В. Савченко, сибиряк В. Колупаев, В. Михайлов из Прибалтики, Г. Альтов и В. Журавлева из Баку, а из пары Е. Войскунский — И. Лукодьянов один — москвич, второй — бакинец… Я могу продолжать в том же духе еще с полчаса.

<…>

А. Стругацкий. У людей порой возникает что-то вроде вселенской тоски по необычному. Все приелось… Вот если бы самолет гнался за «летающей тарелкой» и в результате разбился или пароход потерпел бы аварию не в Индийском океане, а в «Бермудском треугольнике», что было бы? Конечно, оттого что Феоктистов и Стругацкий здесь не признают «Бермудского треугольника», в мире ни на минуту не прекращается его исследование.

Я хочу только сказать, что погоня за очередной сенсацией, что нашло, например, печальное красноречивое воплощение в фильме «Воспоминание о будущем», на мой взгляд, унижает фантастику как род литературы, низводит ее до статуса развлекательного чтива, способного разве что щекотать нервы.

<…>

Письмо Бориса брату, 4 августа 1977, Л. — Таллин

Дорогой Аркаша!

Получил наконец от тебя письмишко и спешу ответить.

1. Очень мне завидно, как Вы там с Тарковером творчески общаетесь. Сожалею, что не присутствую при сем хотя мичманом-осветителем[228]. Может, после Андрюшкиных экзаменов я еще успею заскочить к вам и застать кое-чего интересного?

2. Позавчера проводил мамочку в Москву на Стреле. Обратный билет у нее — на 16-е. Встретит ее там Витька[229].