Студент 3
Шрифт:
— Звони.
Кнопка звонка, конечно, тоже была ультрасовременная, и звук — переливчатая мелодия… Послышались очень быстрые шаги, дверь распахнулась…
И к нашему удивлению, в проеме предстала худощавая крашеная блондинка лет тридцати, одетая с вульгарной пестротой, но «модно».
— Здрасьте, — пробормотал Витек. — А Гриша… дома?
Она ухмыльнулась:
— Да как сказать! Вроде да. А вроде и нет.
— Как это понимать? — я сдвинул брови.
Девушка чуть помедлила, окинув нас взглядом — похоже, мы вызвали у нее доверие. И вдруг пригласительно махнула рукой:
—
Я прошел в комнату, обставленную импортной мебелью, но где царил страшный раздор, валялись пустые бутылки из-под крепких напитков, осколки битой посуды, а по журнальному столику был размазан засыхающий шмат красной икры.
Витек пугливо дышал мне в затылок.
В кресле посреди комнаты в мутной дремоте ворочался здоровенный мужик лет сорока — в трусах, носках, в распахнутой грязной рубашке, обнажавшей зверски волосатые жирную грудь и округлое пузо. Щеки и подбородок тоже обметало еще не бородой, но густой темной щетиной — до бороды не больше суток. Сальные, давно не мытые, не стриженые волосы неряшливыми космами свисали на воротник.
— Ну вот, — сказала крашеная и вдруг гаркнула: — Гришка! Встань, сволочь!
«Высокие отношения…» — промелькнуло во мне.
Автомеханик даже как-то отреагировал — повернулся, невнятно промычал. Но глаз не открыл.
Женщина пнула его ногой в тапке в правую голень. Отклик примерно такой же. Ворчание, еще и слюни изо рта.
— Ну вот, — сказала она, — третий день вот так бухает. У него эти запои где-то раз в полгода… Как сами думаете, дома он или нет?
— Скорее нет… — осторожно прошелестел Витек за мной.
И в этот миг Гриша открыл глаза.
Секунду в них плыла бессмысленная муть, но вдруг ее как сдуло. Глаза сузились, налились свирепой злобой. Взгляд стрельнул в блондинку, потом в меня.
— Людка! — взревел детина так, что стекла дрогнули. — Твою мать! Ты что, лахудра, ё…аря своего сюда привела?!
— Очнись, скважина! — взвизгнула Людка. — Залил зенки, леший!
Гриша вперился в меня и без предисловий взревел:
— Убью, паскуда!
И вскочил.
Клянусь! Он точно взлетел из кресла. Не видел бы — не поверил! Может, когда-то он занимался спортом, навык не пропьешь. Вскочил — рост не ахти какой, где-то сто семьдесят пять, зато в плечах как гардероб и вес сильно за сто. И скорость! Черт возьми, что за скорость?!
Нет, ну вот что за жизнь? Все время заставляет работать головой. Поднять руки — секунды потерять. Нельзя!
Сильнейшим посылом, с вложением всей массы я бросил себя вперед. Теменем в челюсть — на!
Мне показалось, я вышиб ему зуб или два. Огромная туша дернулась, на миг застыла — и рухнула точно в кресло.
Тщедушное ГДР-овское изделие не вынесло восьмипудовой бомбы. Задние ножки подломились, сидушка с Гришиной жопой громко треснулась о паркет. И обе боковины-подлокотника отскочили как по команде, точно выстрелили. А Гриша мягко завалился влево. Башка деревянно ткнулась в пол.
И тут же, на полу вдруг очутился толстый бумажник-«лопатник» черной кожи.
— Во! — счастливо возопила Людка. — Вот он где! В кресле прятал, говно! Никак платить не хотел. Потом, потом!.. — гнусаво передразнила она. — Потом суп с котом!
Она хищно схватила кошелек, распахнула, обнажив мощные красные и сиреневые прослойки «червонцев» и «четвертных». Ей-богу, что-то вроде тысячи!
Люда стремительно выдернула чуть не половину этого добра.
— Вот так! Чтоб знал, как жопиться… Мальчишки, айда скорей, пока этот боров не очнулся.
Лопатник полетел обратно на пол.
— А он… вообще живой? — осторожно спросил Витька, глядя, как изо рта поверженного тянется струйка крови.
— Да этот бегемот нас с вами переживет!..
Но все-таки сбегала на кухню, вернулась с полной чашкой, плеснула Грише в харю.
— Брре-ввоу… — что-то такое прорвалось сквозь окровавленные губы.
— А хоть бы сдохни, хер с тобой, с чувырлой! Давай, ребята, ходу!
Витек замешкался, но я дернул его за рукав:
— Пошли!
В коридоре гейша мигом переобулась, схватила сумочку. Приоткрыла дверь, вслушалась:
— Ну, кажись, тихо. Айда!
И мы скатились по лестнице, встретив по пути только ветхую бабушку с мальчонкой, то ли внуком, то ли правнуком.
На улице Люда обернулась к нам, подмигнула, рассмеялась — и я увидел, что она дивно привлекательна каким-то шальным полудиким шармом.
Глава 12
— Ну, пацаны! — воскликнула она, — спасибо вам! Нет, ведь как меня дернуло вам дверь открыть!.. А то этот колдырь бабки спрятал в кресло и не отпускает. Потом, да потом… А уж я-то потомы эти знаю! Потом у него снега зимой не выпросишь. Вот и торчала там, как дура, пока он раскошелится. А он, когда бухой — скот скотом… Нет, когда трезвый, ведь нормальный мужик, даже веселый такой! А мастер какой! К нему на ремонт запись на месяц вперед. Бабки лопатой гребет! Ну, жадный, сука, скупой, что есть, то есть… Да ладно! Во, — она потрясла купюрами, — оно того стоит!..
— А вы… — осторожно протянул Витька и запнулся.
Не знаю, что он имел в виду, но Людмила расшифровала его однозначно. Она воинственно и дерзко вздыбилась:
— Я? Да! Та самая. П…здой подрабатываю. И чо?!
— Ничего. Абсолютно, — я поспешил опередить Витьку. — Нас это не касается.
Она хмыкнула, спрятала деньги в сумочку.
— Если хотите, может и коснуться, — произнесла со смыслом, который ни с чем не спутаешь. — Без вопросов!
— Я в этом случае пас, — сказал я как можно вежливее.
— А чего так? — она окинула меня взглядом, ухмыльнулась. — Не мужик, что ли? На вид-то вроде — ух! Гвардеец.
Она произнесла это с профессиональным кокетством, уже въевшимся в плоть натуры.
— И не только на вид. Там, — я показал взглядом, — у меня тоже тот еще гвардеец. Стоит как на параде, когда надо! А надо с моей девушкой. И точка.
— Ну уж, точка-кочка! Девушка твоя не стенка, может и подвинуться.
Мы быстро шли к Кленовому бульвару. Почти дошли.
— Людмила, — сказал я как можно проникновеннее. — Вы совсем не верите, что на свете есть мужчины, которые верны своим женщинам? Из принципа! Из понятий о чести?..