Студент 3
Шрифт:
И ты поддался искушению, — я усмехнулся.
— Так получается, — вздохнул он. — Ну, я подумал…
Он подумал, что средство придаст ему заряд бодрости по принципу «не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки». Где-то примерно так и случилось, но эффект…
— На вкус какое? — поинтересовался я.
— Да черт его знает, — Витек пожал плечами. — Не то совсем безвкусное, не то какое-то чуть сладковатое… В общем, не противное. Я боялся, что будет дрянь какая-то, но нет. Нормально.
— Ладно. Дальше.
— Дальше… — здесь он зачем-то оглянулся, хотя никого не было.
Дальше —
Судя по Витькиному описанию, у препарата был несомненный наркотический эффект. Выходило так: мир вокруг слегка вздрогнул, начал меняться, вроде бы как от приема алкоголя, но иначе.
Меняться начала Зинаида Дмитриевна. Она как-то подтянулась, ее мощная тумбообразная фигура вдруг почудилась гибкой, а лицо чудесным образом помолодело, а сам Витек…
— Ты знаешь, Базилевс, вот честно: какой-то восторг, прямо захотелось захохотать… Или даже нет, не знаю, как это назвать. Немыслимое счастье, что ли?! Весь мир обнять!
Поскольку функции всего мира выполняла в данной ситуации Зинаида Дмитриевна, то Витек к ней и ринулся. И замечательно при том, что напрочь отлетели сдерживающие факторы, какие-то стеснение, смущение, неловкость… Все ловко, нагло, все бесстыдно-весело — он набросился на нее, а она ничуть не возражала, и халат мгновенно улетел куда-то…
— Вот тут, — Витька прерывисто вздохнул, а взгляд забегал, — вот тут, честно, провал в памяти. Не помню, как началось. Исчезло все! Вообще, память тут как-то проблесками, вспышками… Уже на кровати, да неразобранной, прямо на покрывале, и я деру ее со страшной силой. Стояк… ну не знаю, как это назвать…
— Как ракета…
— Да можно и так сказать. И вот деру ее, и вроде нарастает это изнутри, растет, растет… и чувствую, что кончить не могу, как будто бы преграда какая-то! И все стараюсь ускорить, ускорить темп, она вне себя, вроде бы орет, а я не слышу… Кто знает, может, она на весь дом вопила! Не знаю.
Изложенное далее я понял уже заранее. Витек бешено «драл» партнершу, ощущая мучительное нарастание оргазма, которое никак не могло пробить барьер и превратиться в выброс спермы и сам оргазм… И казалось, этому не будет конца и краю, и приходилось дергаться скорее и скорее, хотя уж скорее некуда, и вот уже стал задыхаться, и пугаться, потому что сердце готово было выскочить из груди…
И все-таки в тот миг, когда уже, казалось, все, хоть ты убейся, хоть умри, ничего больше не сделать, разрядка вдруг случилась.
— Ты знаешь… — Витек покрутил головой, — а вот тут ни в сказке сказать, ни пером описать…
Оргазм ударил такой, что его и оргазмом-то не назвать. Какой-то конец света. Ну почти. По словам Витьки — не то, что сперма выхлестнула из него, а показалось, что все внутренности безболезненно сорвались с мест, понеслись, точно устремились попасть вглубь женского тела. Его, Витьку, это сотрясло, почти перевернуло, ощущение было такое, словно полетел в черную дыру…
Тут опять провал.
Очнулся он в обнимку с тяжело дышащей, полуживой Зинаидой Дмитриевной. Сам тоже весь опустошенный, ослабевший, сил не было даже встать.
— Знаешь… — Витька как-то зябко поежился, — вот честно,
Столь путано он пытался выразить следующее.
В тот миг бессильного лежания не в нем самом, а будто бы со стороны пришло равнодушное — и вот именно, не оформленная логически мысль, не суждение и даже не понятие — а нечто туманное, вроде облака, но со смыслом. А смысл без слов такой: а если подохну?.. А ну и черт с ним…
— Клянусь! — страшным шепотом, бия себя в грудь, подтвердил Витек. — Не страшно! Ни о ком не думал. Ни о родителях, ни о ком… Просто сейчас перенесусь через черту, и все. И будь, что будет. Как будто я — не я, и все, что происходит, не со мной. И Зинаида эта лежит тоже, еле дышит… Думаю: а вдруг и она того… коньки отбросит, что тогда? И это тоже все равно…
Сколько времени длилась эта одуряющая слабость, он не смог сказать. Ощущение времени исказилось. Опять же вроде бы проваливался в беспамятство, а может, нет?..
— Не могу сказать! — решительно отметил он.
Окончательно он пришел в себя глубокой ночью, причем не сразу понял, где он, какое-то время с недоумением соображал… опять-таки память опустошило. Но вдруг разом все вспомнил.
И от этого не то, чтобы очумел… а может, и так можно сказать. Трудно было вместить в себя случившееся. Радом посапывала, постанывала во сне Зинаида Дмитриевна, и Витек ощутил невыносимое омерзение к произошедшему, постарался отодвинуться от спящего тела на самый край кровати. «Скорее бы утро!» — промелькнуло в голове, после чего судьба сжалилась над моим приятелем. Он вновь уснул.
А проснулся на рассвете. Зинаида Дмитриевна дышала звучно, но ровно, спокойно. Витек встал, стараясь не смотреть на нее, молясь, чтобы она не проснулась, и эти мольбы оказались услышаны. Как можно бесшумнее он собрался, не забыл проверить деньги, и свои, и Кайзеровы, подивился тому, как легко они пришли… и успешно дезертировал, по дороге более или менее размышляя о перипетиях своей жизни.
И он вынужден был признать, что его внутренний мир был опрокинут, если не сказать растащен на два полюса. С одного из них он, Витек, прекрасно видел, в насколько опасную зону он шагнул. Пока только шагнул, да. И вернулся, благодаря Бога, судьбу, кого угодно за возвращение. Но и другой полюс был! И с него он тоже смотрел, и со смесью ужаса и восхищения сознавал, что мгновения, пережитые им под влиянием «секс-ракеты», были сильнейшим, ярчайшим впечатлением в его жизни. Ничего подобного не было.
Он вздохнул.
— И вот знаешь… Если честно… Я смотрю в себя и вижу…
Тут он потерялся, умолк, и я закончил за него:
— Насколько это притягательно.
— Вот именно, — невесело кивнул он.
— Ладно, — сказал я. — На этом давай подведем промежуточную черту. Жратва готова, пошли в комнату. И поехали! Время нас жмет.
И минут через двадцать мы поехали.
У нас оставались три адреса, и как-то без долгих слов мы решили, что к Сергею Сергеевичу с улицы Волновой мы отправимся в последнюю очередь. Остаются нам Юрий Павлович со Стадионной и маникюрша Лидия из Дома работников искусств.