Стук ее сердца
Шрифт:
– Джон сказал, что вам захочется ее посмотреть. Хороша, правда?
Ева сразу узнала руку и стиль Джейн, но сама картина была ей незнакома. Скрытый густым туманом лес… атмосфера загадочности… и жуткое ощущение одиночества.
– Очень хороша.
– У картины есть название – «Потерянный», – добавил Хэнкс. – Джон считает, что подходящее. – Они прошли по коридору, обшитому натертыми до блеска панелями вишневого дерева. – Наверно, он купил бы ее в любом случае, даже если бы автором не была ваша дочь. Вы взяли Джейн, когда ей было десять?
– Может
– Такая молодая и такая успешная.
– Да, – кивнула Ева и тут же добавила: – Но я хочу поговорить не о Джейн. – Она огляделась. – Роскошное место. Почти дворец. У Галло есть деньги?
Хэнкс кивнул.
– Джон постоянно говорит, что деньги посильнее «АК-47». Этого добра у него тоже хватает.
– И откуда же они взялись?
– Он заставил американское правительство заплатить за шесть лет тюрьмы. Заплатить щедро. Потом взял деньги, прокатился по лучшим казино мира и везде снимал банк.
Ева недоуменно нахмурилась.
– Как же ему это удалось?
– В тюрьме Джон научился считать карты. Парень он смышленый, а свободного времени было хоть отбавляй. Карты помогали не отупеть, там ведь приходилось несладко. – Хэнкс помолчал, потом задумчиво кивнул: – Пожалуй, благодаря, в том числе, и картам он не повесился в камере.
Ева представила его отчаяние, поиски какого-то занятия, которое помогло бы отвлечься и пусть ненадолго забыть окружающий со всех сторон ужас.
– Понимаю.
– Нет, не понимаете, – возразил Хэнкс. – Этого нельзя понять. Я пробыл там всего пять месяцев, прежде чем Джон сбежал и взял меня с собой. И я никогда не забуду то место. Вонь. Жара. Боль. До сих пор просыпаюсь в поту. А Джон провел там шесть лет.
Некоторое время Ева молчала, пытаясь представить скупо описанный Биллом ужас.
– Джон сказал… сказал, что он… сумасшедший. Это так?
Хэнкс снова ушел от прямого ответа.
– Бывают времена, когда мы все немного сумасшедшие, верно?
– Вы увиливаете. Джон говорил, что вы можете попытаться прикрыть его.
– У него бывают… моменты. Неконтролируемые приступы ярости, подобных которым я не видел. Джон говорил, что нечто похожее случалось у викингов. Таких людей называли берсеркерами. Сейчас уже не так часто…
– А Кин об этом знает? Армейская разведка в курсе?
– Да. Они этим пользовались и вначале даже поощряли такие срывы.
Ева недоверчиво уставилась на него.
– Но почему?
– Считали, что это идет на пользу делу. Повышает эффективность. – Хэнкс остановился перед дверью спальни и повернулся к Еве: – После того как Джон выбрался из тюрьмы, начальство пыталось его использовать. Отправляло на спецзадания, когда требовалось кого-то устранить или помочь в ситуации с заложниками. – Он криво усмехнулся: – У него хорошо получалось. Представьте Рэмбо на полном газу. Сумасшедший драйв и безудержная ярость.
– Они знали о его проблемах и тем не менее держали на оперативной работе?
– Джон считает, что они просто хотели избавиться от него без лишних проблем. А ему было все равно, жить или умереть. Тогда, сразу после Кореи, он жаждал только одного – крови. И искал любой возможности для разрядки.
Жажда крови. Берсеркер. И тот период, когда он вернулся из Кореи, совпал по времени с исчезновением Бонни.
– Вижу, вы под впечатлением, – негромко сказал Хэнкс. – Но я только ответил на ваши вопросы. Джон этого не запрещал.
– Когда он прекратил работать на них?
– Через пару лет. Может, изгнал из себя эту ярость. Может, она сама выработалась. Или ему удалось как-то излечиться. Они-то точно лечить его не хотели.
– Но какие-то связи наверняка остались.
– Остались, но теперь положение изменилось. Не они используют Джона, а он их.
– И они позволяют?
Хэнкс пожал плечами:
– Об этом спросите его сами. Я такие дела с Джоном не обсуждаю. Есть вещи, о которых лучше не знать. Как говорится, целее будешь. Не знаю точно, но могу предположить, что ему известны кое-какие их мерзкие тайны. Скажу так: когда Джон щелкает пальцами, Кин прыгает. – Он открыл дверь. – Если что-то понадобится, позвоните.
– Как? Я же не знаю ваших чертовых кодов.
Хэнкс улыбнулся:
– Я буду рядом. Джон просил позаботиться о вас.
– И проследить, чтобы я не убежала?
– Это ненадолго. – Он уже не улыбался. – Думаю, вы здесь в безопасности.
– Вы так думаете? А если нет?
Хэнкс не ответил.
– Джон назвал вас преданным ему человеком. Значит, вы заодно с ним? Вы тоже замешаны в преступлениях? Почему? Неужели он настолько хорошо вам платит?
– Джон вытащил меня из тюрьмы. Хотя мог и оставить. У меня была перебита нога. Большую часть пути к побережью он нес меня на себе. Одному ему было бы легче. – Хэнкс кивнул: – Да, я предан ему.
Все ясно, и добавить нечего. Верность, купленная такой ценой, нерушима.
– Еще есть вопросы? – добродушно осведомился Хэнкс. – Последний шанс.
– Только один. – Собравшись с духом, Ева посмотрела ему в глаза: – Вы были с Джоном в Атланте в то время, когда пропала моя дочь?
Он покачал головой.
– Я тогда еще лежал в госпитале, в Токио. Мне практически перекроили ногу. С Джоном я снова встретился только через год.
– Но вы знали о ней?
– Нет. И о вас, и о ней Джон рассказал мне намного позже. Впервые о Бонни я услышал только через несколько лет, когда он начал давить на Кина, чтобы тот завел на вас досье.
– А сами вы не интересовались?
– Джон определил рамки, а я черту не переступаю. Вам стоило бы последовать моему примеру.
Ева вскинула голову.
– Или он рассвирепеет?
– Срывов у него не было давно, но это не значит, что они не повторятся. – Хэнкс отвернулся и пошел по коридору. – В столовую – прямо по коридору и направо. У нас здесь отличная кухарка. Джон взял ее из какого-то казино в Лас-Вегасе. На кровати кое-что из ее одежды. Вы немного стройнее, но, думаю, подойдет.