Ступая по шёлку
Шрифт:
— Ого, ты ворвалась во время военного совета? Тебя наказали?
— Да, довольно сильно… и с тех пор я не видела свою няню… Но Горотеон, он ужасен… ужасен… это самый ужасный человек, которого я видела! Он настолько огромен… его глаза пронизывают насквозь, жуткие глаза. Дальние Земли суровы, зима там длится по два цвета, и люди их так же суровы, а он — их Царь!
— Ах, перестань, Эфталия, ты была ребёнком, конечно, он показался тебе огромным, когда я была маленькой, мне наш брат Хели казался огромным, однако, он не намного выше тебя, и смеётся, словно младенец.
— Что-то смеха у него поубавилось с женитьбой, — Эфталия улыбнулась.
— Думаешь, Кьяна
— Как же она будет его ублажать, если он все ночи проводит со служанками? — Эфталия так же шептала, она была старшей дочерью Короля, и ей шёл восемнадцатый цвет, но и ей запрещалось говорить и думать о подобных вещах. Только вдовы или наперсницы могли обсуждать подобное, и, конечно, мужчины.
— Может, ты ему ещё не понравишься, — сказала Айола, желая утешить сестру, прежде чем вышла из её покоев и, под пристальным взглядом кормилицы, направилась в свои покои, чтобы там её приготовили к пиршеству в честь приезда дорогих гостей. В этот раз отец пожелал, чтобы Айола непременно присутствовала, и она подчинилась воле отца.
Её место было не на троне, как сидели отец, брат или сестра. Она просто стояла по левую руку от сестры и ждала, когда закончится скучный церемониал, и она будет иметь возможность занять своё место за столом, а потом, когда пиршество начнёт шуметь, тихо уйти, ещё до того, как из зала исчезнут все женщины, и мужчины предадутся своим радостям — вину и рабыням, которых поставляли на королевские балы в изобилии. Знатным же женщинам позволялось отпить вина с ключевой водой и ждать своего загулявшего мужа в покоях, надеясь, что он не забудет дорогу к ней в объятиях прекрасной рабыни.
Раздавшийся рокот и гул, прошедший по огромной зале для пиршеств, привлёк внимание Айолы, люди расступались в поклонах, не смея поднять головы, только её отец, Аттиус, Король Линариума, смотрел прямо на гостей, которые шли по два человека. Они были невероятно высокие, Айола никогда в жизни не встречала столь высоких людей, с суровыми, ничего не выражающими лицами, с одинаковыми причёсками и отстранённым взглядом. Они вышагивали широко и мягко. На каждом была огромная, как и он сам, накидка из меха животных, без лап или высушенных голов, как иногда носили воины Линариума, широкополые и длинные. Остановившись у трона, они в унисон поклонились Королю, его сыну, его старшей дочери и младшей дочери, что вызвало недоумение Айолы. Но она попыталась быстро справиться с собой, а так же не показывать страха, который внушали эти люди из Дальних Земель, которые сейчас расступились и, сделав несколько шагов, высокий мужчина коротко приветствовал отца Айолы. Больше никто не удостоился взгляда Горотеона.
Он был выше своих спутников, с таким же непроницаемым лицом, в шубе из диковинного меха серо-белой лисы, которая мягко развевалась и казалась пухом гаги. Дары, поставленные перед ногами Короля, были богаты, Айола пыталась смотреть прямо перед собой, но вид высоких мужчин, за спинами которых так и стоял гул из восхищённых и испуганных голосов, пугал её, стоящий же по центру Царь Горотеон приводил и вовсе в ужас. Он был словно ожившее каменное изваяние, столь же холодное и жёсткое. Айола покосилась на свою бледную сестру и вспомнила всё, что слышала об этом человеке.
«Варвар», «ужасен», «молится своим Богам». Горотеон был беспощаден к своим врагам, он не оставлял в живых ни одну живую душу, уничтожал храмы и молельни, он был бесстрашным воином, мудрым правителем и многим более могущественным, чем их отец. Войско его было бесчисленно, сила велика, а злость в бою устрашала не только врагов, но и друзей. Её сестра должна стать женой столь ужасного человека и не имела права сказать слово против, это её долг.
Горотеон, с тем же, ничего не выражающим лицом, скинул с себя шубу, по залу пронёсся ещё один рокот восхищения. Под шубой был такой же длинный, расшитый золотом, серебром и каменьями кафтан, расходящиеся полы которого открывали вид на шёлковую тунику с более тонкой вышивкой. Рукоять огромного меча, под стать Горотеону, была украшена гербом Дальних Земель и усыпана алмазами, а плечи мужчины столь широки, что казалось, весь его наряд сейчас разлетится, осыпая окружающих дождём из самоцветов, от неосторожного движения мышцами. Мелькнули перстни на пальцах Горотеона, когда он быстрым движением кинул мех к ногам принцесс, не удостоив ни одну из них взглядом, и так же быстро развернувшись, пошёл к выходу, за ним двигались его воины, под звуки голосов.
— Он ужасен, — прошептала Эфталия.
— Ты привыкнешь, — попыталась успокоить её младшая сестра, она не верила, что к такому мужу можно привыкнуть. К его застывшему лицу, пустому взгляду и ужасающему телосложению. А ведь Эфталии надлежит дать ему наследника. От этой мысли Айона сжалась, отпила вина с родниковой водой, и поспешила выйти, чтобы в сопровождении кормилицы, которая всё это время просидела в отведённом для этого углу, пройти в свои покои.
Она жалела свою сестру, ей было стыдно, что когда-то она завидовала той, весь королевский долг которой мог свестись к рождению наследника для чужого Королевства. И она не имела права возразить, она могла только покорно принять свою участь: стать женой этого ужасающего Горотеона… Как и брат их вынужден был вступить в брак с Кьяной, и теперь проводил ночи в окружении служанок, а не своей жены или возлюбленной — прекрасной Ианзэ.
Она уже почти уснула, когда услышала шум за дверями и увидела вошедшего советника отца, что было неслыханной дерзостью для него.
— Принцесса Айола, государь просит вас, — он помолчал, разглядывая принцессу в ночном платье и, мотнув головой, продолжил, — не медля.
Кормилица только успела накинуть на плечи Айолы объёмную шаль, и та еле поспевала за быстрыми шагами советника по длинный коридорам, мимо стражи, которая отвернулась, чтобы не видеть непристойный наряд юной младшей дочери Короля, Принцессы Айолы с волосами, похожими на гладкий лён, и глазами, как цветок этого края.
Распахнувшиеся двери открыли перед ней старую библиотеку, она задохнулась от запаха пыли и свечей, но, увидев отца, покорно поклонилась, как и следовало. Он сидел на стуле, в праздничном одеянии, каким и оставила его Айола. Рядом, в такой же шали, стояла бледная, как никогда бледная Эфталия и Хели.
— Дочь моя, — он обратился к Айоле, — буду краток, Царь Горотеон выбрал тебя в жёны, и я пообещал ему.
— Что? — она смотрела в неверии, её синие глаза постепенно приобретали фиолетовый оттенок, как часто бывало у её матери, Истинной Королевы, и отец отвёл глаза.
— Я всё сказал, — он встал и двинулся к двери.
— Всё? — это была плачущая Эфталия, Айола смотрела на сестру и в ужасе понимала, что её ждёт.
Младшая дочь может выйти замуж только после старшей и никогда по-другому, если старшей долго не находилось мужа, до её двадцатого цвета, её отдавали прислуживать в храм. Она не могла стать жрицей, потому что рождена не от жрицы, она будет до конца своих дней прислуживать в храме, она никогда не узнает ласки мужа, и её чрево никогда не понесёт ребёнка.