Ступень Четвертая. Часть вторая
Шрифт:
— Ну? — недружелюбно спросил он. — Нашли Накреха? Или ты меня просто так разбудил?
— Нашли. Но я хотел бы знать, почему вы нам главное не рассказали?! — рыкнул я на него, делая себя выше и темнее. Злость мне даже имитировать не пришлось.
— Какое еще главное? — удивился он.
— О том, что происходит не вытеснение, а обмен душами?
— С чего бы? — удивился он. — Какой обмен, Мальгус? Ты что несешь? Чтобы руна сработала, тело должно стать мертвым, понимаешь? Совсем мертвым. В мертвое тело душа вселиться не может, только какое-нибудь потустороннее дерьмо.
Я прикинул,
— У нас как раз и произошел обмен. Наверное. Потому что во втором теле, куда должен был перескочить Накрех, не нашлось души вообще.
Дамиан завис. Конкретно так завис. Наверное, не проснулся до конца.
— А там был кто-то еще рядом? — спросил он.
— Даже если и был, то зрительный контакт был у Накреха с тем, чья душа переместилась.
— То есть вы его упустили, — недовольно сказал Дамиан.
— Не мы его упустили, а вы что-то упустили при передаче нам информации, — наехал я на него, чтобы ему в голову не пришло, что нас можно бросить наедине с возникшей проблемой. — В результате Накрех теперь знает, что мы не пойдем с ним на договор, и будет бить раньше, чем собирался, а значит, и до тебя очередь дойдет быстрее.
— Он скорее развалится окончательно, чем до меня доберется, — пробурчал Дамиан, и тут же его лицо озарилось от радости: — Возможно, он как раз и развалился?
— А возможно, за эти годы он придумал, как укрепить душу, — парировал я. — Нет, Дамиан не верю я, что он просто взял — и развеялся. Мне нужно все, что вы утаили при передаче. В том числе — как можно замаскировать душу при вселении и как обратно поменять души.
Последнее было сейчас наиактуальнейшим, потому что с телом Новикова, в котором сидела душа Глазьева-младшего, возникало слишком много непоняток. Кому его отдавать? Глазьевым? А ну как не признает Егор Дмитриевич в нем своего сына? Тело-то чужое. Может, Глазьевым только кровный наследник нужен? Мальцевым? Так им интересны знания Новикова, которых у Глазьева нет. Конечно, эти знания можно вытащить ритуалом, но Мальцевы такого не знают, а я с ними делиться не буду. Кроме того, клятва, которой повязано тело Новикова, не позволит Роману утаить глазьевские тайны. И получается на выходе абсолютно бессмысленная фигура, которой как ни двигай — имеешь одни проблемы и никакого профита.
— По обмену души никто не даст гарантии, — напомнил Дамиан, поплямкав губами после этой сентенции, как будто был древним стариком, которого утомила сама эта жизнь. — Что он вообще случится, а не унесет душу в Воронку перерождений.
— Речь идет не по обмену, а по возврату души в родное тело.
— В твоем новом мире должны быть специалисты, — подозрительно прищурился Дамиан.
— Не уверен, что они справятся с технологией твоего мира. Кроме того, мы пытаемся держать операцию в секрете, потому что за время своего пребывания тут Накрех создал целую сеть агентов, и не все они выявлены. Консультация от тебя точно не станет ему известной. Короче говоря, полезен взгляд со стороны. И для тебя тоже — мало ли с чем тебе придется столкнуться, если Накрех переберется к вам. А так уже будет готовое решение.
— Разве что. — Он зло выдохнул через сомкнутые зубы. — Если бы ты знал, Мальгус, как меня это все достало. Ни минуты спокойной жизни, постоянно что-то происходит.
— И не всегда приятное, да? — заметил я, не испытывая ни малейшей жалости к тому, кто убил своего отца, моего учителя, да и меня тоже, если принять за истину то, что при вселении становишься немного другим. Так что прежнего меня уже нет, и не будет. — В твоих интересах побыстрее закрыть вопрос с Накрехом.
— Узнаю, — буркнул он и вышел.
— Ну что? — спросил Постников, когда вышел и я. — Ты же связывался с кем-то оттуда?
— Пока ничего. Только пообещали узнать.
Эмиля я отправил из операционной еще до приезда императора, который явился не только с Ефремовым, но и с обоими Глазьевыми. Младший ноги переставлял, но вид его осмысленней не стал, хотя одежда изменилась — вместо костюма, в котором он приходил на встречу с Накрехом, на нем была пижама типа больничной. Чтобы памперсы было удобнее менять — потому что один там был точно. Сопровождала пациента его миловидная сиделка.
Вломились они все в операционную, из которой мы так и не ушли, и Глазьев-старший сразу начал качать права:
— Ярослав Кириллович, мне сказали, что вы объясните, что происходит. Почему я не могу забрать сына, который пострадал в результате действий вашего клана?
Наезды нужно пресекать сразу, поэтому я ответил:
— Мы сделали все, чтобы никто не пострадал, но тупости вашего сына мы не учли. Если бы он не притащил пистолет на встречу, ничего бы этого не случилось, потому что магию мы заблокировали.
— Я хочу получить хоть какое-то вразумительное объяснение, — продолжал он наезжать.
— В результате того, что ваш сын стрелял и почти убил Новикова, возникла довольно странная ситуация. Мы вам сейчас покажем, потому что объяснить очень сложно. И пусть девушка пройдет в комнату отдыха целителей, здесь ей делать нечего.
Глазьев сжал губы, но повернулся к нанятой сиделке и кивнул. Она усадила пациента на стул и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Далеко она не ушла, осталась в коридоре и сейчас прислушивалась к тому, что происходит у нас. Но я защиту врубил сразу, после чего потерял интерес к тому, что происходит снаружи.
— Ярослав, ты сказал, что нашли руну? — тем временем спросил император, заинтересованно изучавший тело Новикова.
— Она видна только под заклинанием, — пояснил я и сразу проявил.
— Если это то, что вы хотели показать, — зло сказал Глазьев, — то я не понимаю, зачем нужно было тащить сюда и меня, и моего пострадавшего сына.
— Одну минуту, Егор Дмитриевич, вы сейчас все поймете. Тимофей, сними сон.
Тело Новикова какое-то время еще лежало со счастливой улыбкой, которая не пропала, даже когда он приоткрыл глаза и увидел нашу компанию. Наверное, Роман Глазьев никогда не радовался отцу так, как сейчас. Разве что в далеком-далеком детстве, когда он еще был совсем маленьким и был способен на чистые чувства?