Ступень Четвертая. Часть вторая
Шрифт:
Дамиан явился в компании одного из своих магов, который наверняка должен не столько проконсультировать меня, столько разжиться новыми сведениями.
— У нас никто не знал об обмене, — мрачно сказал Дамиан. — Мэтр подтвердит.
Маг выдвинулся и сказал:
— Руна должна сработать при смерти. Это в ней заложено.
— Она и сработала. Но тело выжило и обмен зафиксирован.
— Оно должно было умереть, — возмущенно сказал маг и посмотрел на меня как на злостного обманщика.
— Ну простите, — развел я руками, — не умерло. И что нам теперь
С последним я немного погрешил против истины, потому что Глазьева важным не посчитал даже собственный отец, иначе он непременно хотя бы проверил достоверность того, что в Новикове — душа сына. Поневоле возникает философский вопрос: что важнее в данной ситуации, тело или душа. Для каждой конкретной души, разумеется, она сама. А вот что касается родственников?
— Мы не можем предложить ни одной работающей методики, — сказал маг. — Теория есть но ее использование — на ваш страх и риск.
Дальше он завел нуднейшую речь, которая сводилась к тому, чтобы изобразить одинаковые руны на обоих телах и пропустить через них большой поток энергии, сопровождая очередным заклинанием.
— На одном из тел есть сработавшая руна, — напомнил я. — Использовать ее нельзя, но и рисовать другую — тоже. Кто знает, как поведет себя старая, если в ней что-то осталось.
— Срежьте под корень, — предложил маг. — Хороший целитель снимет пласт с руной и нарастит новую кожу очень быстро.
Мне бы его уверенность. Зная Накреха, я бы не удивился если бы он обезопасился от наружного повреждения руны, отпечатав ее слепок куда ниже кожных покровов. Кроме того, повреждение руны уменьшали и шансы Глазьева.
— Предлагаете убрать последний якорь?
— Вы можете его использовать? Нет? Ну так и разговор бессмысленен.
— Вы тоже не можете быть уверенным, что ваш метод сработает, — напомнил я. — Но уверенно предлагаете вынести единственную зацепку. Кроме того, заклинание, которое вы нам передали, сейчас не может определиться между двумя телами: тем, в котором был Накрех, и тем, из которого он выставил душу.
Маг посмотрел на Дамиана, тот — на него и сразу спросил:
— Накрех мог развеяться?
— Маловероятно. Скорее всего, заклинание определило два последних вместилища. Если бы душа распалась, заклинание бы не сработало.
Тон, которым он отвечал императору был мне знаком: именно так Айлинг пускал пыль в глаза, когда не был полностью уверен в своих словах. Но с Накрехом лучше с самого начала рассчитывать на вариант похуже.
— То есть Накрех мог как-то сбежать из Глазьева? — удивился я. — Разве это возможно без руны?
— Я не знаю, чего он достиг, — недовольно проскрипел маг. — Большинство того, что вы сообщили, никак не сочетается с тем, что мы знаем про Накреха. Он изменился, и в какую сторону — сказать сложно, потому что на него повлияли тела, в которых он побывал. А про них мы не знаем ничего.
Я прикинул два последних тела — официанта-неудачника и полностью подконтрольного Новикова — и пришел к выводу, что Накрех мог только озлобиться, потому что оба раза ему попадался несчастливый персонаж, который наверняка оставил отпечатки несчастья в собственном теле. Новиков, как я понял, был еще довольно умным дядькой, мозги, конечно, перешли Накреху вместе с телом, но похоже, работают с другой душой совсем не так. Потому что на Глазьева смена тела не особо повлияла. А у него мозги те же самые. Желания проводить исследования, как влияет тело на душу, у меня нет ни малейшего. Мне было бы достаточно разобраться с Накрехом.
— Заклинание реагирует на оба тела одинаково? — спросил маг. — Или все же на одно из двух больше?
— Пожалуй, что одинаково. А что?
— Мне кажется, должна быть более выраженная реакция на тело, в котором он провел больше времени. Но это так, мои предположения. Возможно, последнее вместилище дает притяжение сильнее. У нас нет возможности проверить.
— Так что мы ничем не можем помочь. — Важно сказал Дамиан. — Хотя, видит бог, хотим. От себя разве что могу дать совет. Если этого человека так важно вернуть в собственное тело, используй на нем императорскую защиту свидетеля. При должном старании в применении заклинания тело будет практически не отличить от родного.
— Есть существенный минус — наследственность, — ответил я. — Потому что дети будут похоже на тело до заклинания, ведь так?
— Разумеется, — важно кивнул Дамиан. — По сути, это сложная иллюзия, поддерживаемая самим телом, который считает его своей частью.
— Плюс ограничения по размерам, — припомнил я. — Да и источники у этих тел разные. У занятого ныне он поменьше.
— Я предложил как крайний вариант, — надулся Дамиан. — Чтобы дать возможность человеку вести привычный образ жизни.
Я хотел было сказать, что в нынешнем случае Глазьева будет достаточно сложной иллюзии, но промолчал, чтобы не показывать, насколько магия в этом мире меньше развита.
Мы попрощались и разошлись по своим мирам.
— Ну что? — спросил меня уже другой император.
— По нулям, Иван Михайлович, — честно признал я. — Единственное, что смогли стоящего присоветовать, — это изменить нынешнее тело сложной иллюзией, чтобы человек казался тем откуда была выдернута душа. Но нам это не даст сделать Егор Дмитриевич.
— Уверяю вас, папа будет на моей стороне, — ответил Глазьев.
Он больше не лежал на кушетке, а стоял. Одежду, в которой было тело, ему не вернули, выдали набор для пациента, который у нас хранился на такие случаи. Но этого хватило, чтобы Глазьев почувствовал себя уверенней и опять начал качать права.
— Просто вы должны были настоять на том, что я — это я. Человек — это не только тело, но и душа. А душа куда важнее всего остального.
— Заткнулся бы ты, — почти миролюбиво предложил я. — Вдруг Егор Дмитриевич это тоже понимает, поэтому и решил, что тело без души для него предпочтительней, чем душа, которая планировала его убить.