Ступень Четвертая. Часть вторая
Шрифт:
— Ярослав, а не опасно? — нахмурился император. — Кто-то наверняка держит в курсе нашего преступника.
— Пока точно нет. И чем быстрее мы его найдем, тем вероятнее, что он больше ничего никому не сделает.
— Насколько я понял, преступником был Новиков, — удивился Ефремов. — А он сбежать не мог. Он же у вас в стазисе. Неужели упустили?
— В том-то и дело, что не Новиков. И очень похоже, что сбежал.
Это мы сможем определить точно, только когда вытащим из стазиса Новикова. Но в списке приоритетных целей пока это была не первой. Что-то мне подсказывало, что Накреха
— Четко говорите, что нужно, — Ефремов все равно хмурился, но было видно, что он несколько оттаял.
— Движения крупных денежных средств со счета Новикова. Покупка примерно в это время или позже дома. Покупка большого аквариума. Вроде все?
Я повернулся к Постникову. Тот кивнул.
— Не все, — спокойно сказал Тимофей. — Нужен еще доступ в психиатрическую клинику, где держат магов, чтобы я мог сравнить то, что я вижу тут, с тем, что будет там.
— Это-то самое простое, — оживился Ефремов. — Это я могу прямо сейчас устроить. А с Глазьевым что делать?
— Чем раньше мы поймем, что с ним, тем с большей вероятностью определим, что с ним делать.
— Егор Дмитриевич очень нервничает, — намекнул Ефремов.
— Он должен был нервничать раньше, до того, как его сын вляпался в это дерьмо, — сухо сказал император указав на Глазьева-младшего.
— Мы его отмыли, — возмутился Ефремов. — Не надо таких намеков.
— Я имел в виду ситуацию в целом, а не состояние Глазьева, — без тени улыбки ответил император, хотя меня тянуло расхохотаться. — Я вас покину. Если будет что-то срочное — звоните в любое время дня и ночи. Это вас обоих касается.
Он ушел, а Ефремов засуетился, раздавая приказания подчиненным. Потому уточнил:
— Ничего не забыли?
— Пока это все, что нужно, — ответил Постников. — Но в процессе может вылезть что-то еще.
— Тогда поехали, — скомандовал Ефремов.
— Куда?
— В психушку для магов, разумеется. Вы же об этом просили. А мне срочно нужно что-то решать с Глазьевым. Егор Дмитриевич пока успешно отвлекается моим секретарем, но, как понимаешь, Ярослав, это ненадолго.
Выехали мы опять на нашем микроавтобусе, потому что Ефремов решил поехать один, не стал брать с собой никого из подчиненных. Боялся, наверное, что кто-то выдаст его местонахождение и ушлый Глазьев-старший догонит и предъявит претензию. А то еще доберется до сына и схлопочет удар — такое зрелище для родни не слишком приятно.
Больница была за городом, но мы доехали быстро. Ефремов немного поорал на проходной, и вскоре мы стояли рядом с дежурным врачом, у которого на щеке отпечатался уголок книги. Везет некоторым людям — у них находится время спокойно поспать. Выглядел врач расслабленным, немного сонным и ничуть не обеспокоенным нашим визитом.
— Кого конкретно вам показать? — уточнил он после объяснений Ефремова.
Тот повернулся к нашему целителю, переадресуя вопрос ему.
— Спокойных пациентов, которые ни на что не реагируют, — пояснил Тимофей. — И которые долго находятся в блокираторах.
— Долго — это сколько?
— Хотя бы пару часов.
— А если дольше? У нас если надевают, не снимают во избежание несчастных случаев.
— Дольше не страшно. Главное — не меньше, — уверенно ответил Тимофей.
Врач задумался помотылял пальцами в воздухе, как будто пытался подсчитать, сколько у него таких пациентов, потом сделал приглашающий жест и сказал:
— Тогда пойдемте.
Увязались за ним все. Впереди, конечно, шел Тимофей, но мы с Постниковым его без присмотра оставлять не собирались. Что касается мотивов Ефремова, то он о них умолчал, но они точно были, поскольку смотреть на психов — удовольствие сомнительное.
А смотрели мы их много. Заходили в палату, Тимофей подключал целительское сканирование, причем отводил на него куда больше времени, чем обычно, делал свое заключение, которое выражалось в бормотании под нос непонятных слов, потом шел к следующему пациенту. Это продолжалось довольно долго, пока он внезапно не сказал:
— О, а у этого совсем другой вариант. Кажется, я его смогу вытащить.
Поскольку у него слова с делом не расходились, он уже начал собирать целительское плетение, пришлось шлепнуть его по рукам и напомнить:
— Тимофей, ты не забыл про штраф за исцеление без разрешения?
Так-то мы закрывали глаза, если он этим занимался, но не в данном случае, когда он объявил во всеуслышание о своем намерении в присутствии Ефремова, который не упустит возможность нас штрафануть. Вон как заинтересованно прислушивается.
Заинтересованно прислушивался и дежурный врач, потому что он сразу сказал:
— Больница не будет иметь претензий.
— Зато будут иметь претензии родные.
— Шутите? Когда это родные предъявляли претензии за выздоровевшего пациента? — удивился он.
— У нас было, — ответил смущенный Тимофей. — И штраф очень большой выписали.
— Дмитрий Максимович, — повернулся врач к нашему сопровождающему. — Неужели это правда? Это же форменная чушь.
— Закон суров, но это закон, — отрезал Ефремов. — Магическое вмешательство в лечение до сих пор носит спорный характер, поэтому пациент должен быть на него согласен. А в случае недееспособности требуется согласие родственников.
— Относительно этого пациента у нас есть согласие родственников на проведение любых медицинских процедур и приглашение любых специалистов.
— Но не целительских процедур, ведь так? — Ефремов снисходительно положил руку врачу на плечо. — Это принципиальный момент. Все магические манипуляции подлежат специальному регламенту. И никаких поблажек не предусмотрено, кроме случаев опасности для жизни.
— А если я свяжусь с родственниками?
Врач больше не выглядел сонным, из него так и лезла личная заинтересованность. Отметил это и Ефремов.
— Что-то вы слишком настойчивы…
— Родственники премию обещали клинике, — признался врач. — Вообще, у нас все, кого юноша осматривал, признаны бесперспективными. То есть они в таком состоянии будут до конца жизни. Но, как я понимаю, юноша — один из елисеевских целителей, а про них столько рассказывают, что грех не воспользоваться шансом. Так как, я звоню? Уверен, приедут быстро.