Стылый ветер
Шрифт:
«С каретой, на которой они удрали из Граца, напрямую по горам не полезешь, – думал Ахмет. – Какой же дорогой они направились в Линц? Через Вену или через Леобен?.. Было бы неплохо наверняка разузнать. Может быть, удастся настигнуть их в пути.
Хорошо. Догоним. Что дальше? Первый же вопрос, который возникнет у Цебеша: почему они увязались за мной?.. Значит, догнав, придется сразу же бить, не дав ему даже опомниться... Вот и развилка. Толпа у дороги. Надо расспросить, не видел ли их кто, в какую сторону...»
– Ба! Какие люди! – Радостно улыбаясь, чуть пошатываясь и сплевывая кровавую слюну изо рта, им навстречу шел саксонец Гилберт Шофхаузер. Солдат из тех, с кем они подружились, нанявшись в имперскую армию в Загребе. – Вернулись, братцы мои. А мы тут с капитаном такое... В пух и прах итальяшек...
Первой реакцией Уно было – обняться со старым знакомым. Второй – ударить его с ноги по зубам. Потому что их узнали и обступили. Билл Веревка, Шнапс и Подлиза. Все были рады их видеть, совали недопитые бутылки. Но никто из подошедших, естественно, не помнил кареты, на которой проехал Цебеш, или просто не хотел вспоминать. Все были благодушны и в стельку пьяны.
– Пора нам линять отсюда, Ахмет, а то увидит нас капитан, – зашептал ему на ухо Тэрцо. Но было уже поздно.
– Вот и они! Какая радость. Явились – не запылились. А я уж подумывал – не записать ли вас в дезертиры? – К телеге подходил, размашисто шагая и сверля их глазами бешеного таракана, капитан Коротышка Дюпен. – Право не знаю, радоваться мне или плакать? Нашлись со своей треклятой телегой! И где только успели украсть лошадей? – Он уже похлопывал лошадок по крупам, радостно, по-хозяйски разглядывал их холеные спины и здоровые зубы.
– Ну, что встали? Уж ладно. Идите за мной. Выдам вам положенное за неделю... Но зарубите себе на носу – здесь вам не Турция! Еще раз пропадете – ни жалованья вам не видать, ни своей головы... Эх, наградил меня бог отрядом. Жулики, головорезы, пьяницы... Слыхали уже, небось, как Гилберт проколол ногу Нунцо Бродяге?.. Ладно. Не расслабляться. У меня приказ. Завтра с обеда двинем на Вену.
«Собственно, этого я и ждал. Все решили часы, а быть может, минуты. Господи, за что мне все это?.. Сидел бы себе в Крайне, горя не знал. – Хорват с досадой тряхнул головой. – Зачем мне попался этот Старик на пути? Шестнадцать головорезов под моим началом, вот и все полномочия. Еще полсотни разбросано по всем владениям Фердинанда. Мало, что ли, мне было шести человек? Тут хоть тысяча – это ж не с турками воевать...
Старика я опять потерял. Конечно, школу каменщиков и лавку Трухзеса мы оцепили – для слежки теперь людей хватит. Но Мария, скорее всего, уехала с ним в той проклятой карете. Прочесывания окрестностей Граца ничего не дадут... Можно с курьерами разослать их словесное описание с пометкой «разыскиваются еретики и государственные преступники». Сколько уже было послано таких описаний – всем на них просто плевать. Пусть. Разошлю и назначу награду. Вдруг сработает. Но надеяться на подобное просто глупо. Скорее всего, в результате какие-нибудь не в меру ретивые стражи схватят дюжину-другую похожих. И придется потом ездить, опознавать... Кто у нас Старика знает в лицо? Кто вообще его видел?» И садистская улыбка озарила его измученное лицо.
– Матиш! Милош!
Они вошли и остановились у роскошно инкрустированного стола красного дерева. Потупив взгляд, переминаясь с ноги на ногу. С опаской посмотрели на своего шефа – Хорват улыбался.
– Все ваши оправдания я уже слышал. Ваши показания записаны. Так что теперь вы мне, собственно, не нужны. – Матиш пошатнулся. В его глазах застыло удивление и неописуемый ужас. – Не бойтесь. Я вас прощаю. Я даже даю вам возможность оправдаться в моих глазах... Я разошлю составленный по вашим показаниям словесный портрет Старика, а также словесный портрет Марии, тут уж сам напишу – видел ее. Установлю награду в сто гульденов тому, кто поймает хотя бы одного из них. Вы, конечно, понимаете, что стражники будут хватать всех подозрительных, кто на них хоть отдаленно похож. А вы будете ездить по Австрии, Штирии, Каринтии, Крайне, другим землям, где только схватят подозреваемых. Будете ездить и искать Старика и Марию среди тех, кого там похватали. И если схваченный стражей невиновный просидит из-за вас в тюрьме хотя бы лишние сутки, я с вас шкуру спущу... А если вы, сукины дети, мне их не найдете, то я отдам вас Венскому трибуналу инквизиции, как пособников еретика и чернокнижника! Вам понятен приказ?
– Да, капитан, – ответили они в один голос.
– Тогда ступайте в канцелярию – писать словесный портрет. А потом отдыхайте. Попытайтесь выспаться впрок. Потому что, когда к нам поступят донесения о первых задержанных, об отдыхе вам придется забыть. Команды, сопровождающие вас, будут сменяться по мере усталости. А вы сменяться, понятно, не будете, так как других, кто бы видел этого Старика в лицо, у меня, по вашей милости, нет... Прекратятся эти разъезды лишь тогда, когда Мария и Старик будут схвачены... Кругом. Шагом марш!
– Так ты, Альберт, что – передумал?.. Не тяни кота за хвост, умоляю. Покупаешь, так покупай.
Тускло светила масляная лампа, и в глазах ростовщика Альберта горел нездоровый азарт. Он, конечно, хотел обстряпать выгодное дельце, но его терзали сомнения.
– Откуда вдруг такая спешка, Трухзес! Я ж тебя столько лет знаю! Никогда ты в таких делах не спешил. В прошлом году я предлагал тебе хорошую цену. Торговался также месяц назад. Ты что мне тогда ответил?.. А теперь у меня нет этих денег. Хочешь продать? Хорошо. Я дам тебе ту цену, которую и предлагал. Через месяц.
– Да даже если и завтра, мне уже это будет не надо. Пойми, дурья башка, я сегодня ее продаю.
– Лавка твоя завтра сгорит что ли, что ты так торопишься?
– Почти... Ну так что, Альберт? Не томи.
– Нет, ты мне расскажи все начистоту. Я должен знать, почему ты продаешь лавку так скоро и так неожиданно.
– Ты что, не доверяешь мне, что ли?
– Пойми, дружище. Сейчас такое время, что я бы и у родного отца спросил, если бы он вдруг так решения менял.
– Ну хорошо. Тебе одному я по секрету откроюсь. – Трухзес тяжко вздохнул, мысленно подмигнув сам себе. – У меня есть родственник. В Бадене. Дядя моей покойной жены. Он, понимаешь ли, очень богат. И бездетен. Ты чувствуешь, куда я клоню?
– Наследство?
– Да, Альберт. Такое наследство, что... Но это уже не твое дело. Ты уж прости, но сейчас время такое...
– Конечно, дружище. Я понимаю... Но при чем здесь твоя лавка?
– Пойми. Мне сейчас нужно отлучиться. Уехать. Пришло письмо – бедняга болен и боится, что долго не протянет. Без меня эти его содержанки растащат наследство, а там одного серебра… Я бы оставил лавку на приказчика...
– Ну?
– Что ну?.. Ты же мне сам тогда говорил... Он ворует!
– Но ты мне не верил!