Стылый ветер
Шрифт:
– Документы?.. Вот. – Уно достал откуда-то из-за пазухи пакет и протянул его лейтенанту.
– Хорошо. Слезьте все-таки с телеги.
– И не подумаю, – улыбнулся Уно, – я имперский офицер, нахожусь при исполнении и не собираюсь делать вещи, противные моему достоинству. Вы вправе потребовать документы, удостоверяющие наши личности. Но подвергать нас обыску или аресту не смеете. Нападение на людей, действующих от имени императора, а значит, и на самого императора вряд ли входит в вашу компетенцию, мой друг.
– Вы и есть лейтенант Умберто Пертичи? – осведомился Ульбрехт, бегло осмотрев документы.
– Он самый, – кивнул Уно. – А это Антонио Дураццо и Марио Тэцини, мои помощники. Мы второй год служим в императорской армии, а до этого выполняли весьма важные поручения для многих высокопоставленных особ... Надеюсь, мы можем ехать?
– Почему вы находитесь вне места дислокации вашего полка? Дезертиры?
– Еще одно слово, лейтенант, и я буду вынужден вызвать вас на поединок! – вскинулся Уно. – Вполне уместно потребовать с нас объяснений, но весьма оскорбительно подозревать нас в дезертирстве. Пока существует наш полк и пока император платит нам жалованье, мы будем честно служить и никому не позволим...
– Ладно, ладно... Так почему же вы сейчас не там, где ваш полк?
– Отправлены со специальным поручением.
– Сопроводительные бумаги есть?
– Это специальное, секретное поручение, – медленно и внятно, словно глухому, повторил Уно. – Идет война, если вы вдруг, сударь, не знаете. Мы по поручению полковника отправлены в Линц и, если понадобится, далее, для совершения ряда действий, о которых я не собираюсь ставить в известность каждого встречного... Что вас настораживает, я не пойму? Вы всех проезжих так проверяете или только к нам решили придраться? Кажется, полиция Христа ловит еретиков? Так мы не протестанты, уж будьте спокойны.
– Вы все итальянцы?
– А разве не видно? – Уно широко и доброжелательно улыбнулся и перешел на итальянский. – Вы понимаете по-нашему, сеньор? Уберите своих солдат с дороги, нам пора ехать.
– Что нам сделать, Умберто, чтобы нас отпустили? Мне уже надоело любоваться на этих аркебузиров, – по-итальянски произнес Ду.
– Прекратите переговариваться! Раз вы задержаны в Германии, извольте говорить на немецком языке! – вспылил лейтенант.
– А? Я не специально, сеньор. Мы всегда между собой на итальянском говорим, – перешел Ду на немецкий. – Я просто хотел сказать, – он косо глянул на Тэрцо, – не только вам этот парень кажется слишком черным. Но если вы решили, что он турок, то... Понимаете, его матушка – коренная неаполитанка и...
– Ты хотел сказать, что моя матушка согрешила с турком?! – по-немецки заорал Тэрцо, хватая Ду за ворот и изливая на его голову поток немецко-испано-итальянских ругательств.
– Да я выгородить тебя пытаюсь, с твоим носом! – по-итальянски взвыл Ду, уворачиваясь от кулака Тэрцо и лупя его самого локтем в плечо.
Однако Тэрцо это не остановило. Он, схватив за ногу, сбросил Ду с телеги и прыгнул на него сверху с криком:
– Вот я сейчас тебе самому нос поправлю! – на что Ду незамедлительно ответил витиеватыми ругательствами и пинками.
– Прекратить! – возмущенно завопил лейтенант полиции Христа.
– Нет, ты мне ответишь за нос, каналья!
– А ты мне за нос и за мамочку, сын собаки!
– Попробуй только коснуться моего носа, и я размозжу тебе череп, засранец...
На вопли и драку уже собралась поглазеть изрядная толпа, начавшая даже теснить аркебузиров. Да и сами они смотрели теперь на троицу задержанных не как на потенциальных еретиков, а как на сумасшедших итальянцев, ни с того ни с сего устроивших у них перед носом скандал.
– Прекратить, я вам говорю!.. Умберто, что вы смотрите, они же поубивают друг друга! – И лейтенант инквизиции, спрыгнув с коня, бросился их разнимать.
– Синьор лейтенант! Дайте им выпустить пар, они же... А ведь я говорил! – Лейтенант уже полетел на землю, получив удар в живот от Тэрцо, которого он пытался ухватить за руки.
– О мама миа! – Уно соскочил с телеги и бросился на помощь Ульбрехту. – Антонио, Марио! Баста, синьоре! – И когда Ду еще раз уронил на землю подвернувшегося под руку лейтенанта, Уно саданул его кулаком в нос. Затем он, ловко подловив Тэрцо за руку, опрокинул его в грязь. – Все. Баста! Еще одна драка сегодня, и я по приезде в полк отправлю вас на гауптвахту! – прорычал он по-немецки.
Ду, утирая кровь из разбитого носа, а Тэрцо, прихрамывая, отступили к телеге. Уно склонился над лейтенантом Ульбрехтом, помогая ему подняться.
– Вот видите, сударь. И так почти каждый день. Тэрцо очень любит свою мамочку и... Он же не виноват, что у него такой нос, как у какого-то араба... А я говорил вам: не вмешивайтесь. Ду давно его задирает. Вот ведь незадача. Представьте, с какими ослами приходится работать.
– Да уж, – просипел Ульбрехт, все еще держась за живот.
– Умберто! Ты меня уважаешь?
– Я горжусь тобой! – Уно обнял Ульбрехта одной рукой за плечо, а другой снова наполнил бокалы.
– Но ответь мне, ответь... Почему ты так ик... исключительно против того, чтобы мы обыскали эту вашу телегу... Вот у меня в предписании». Смотри. Смотри сюда, дурья твоя голова! «Называют себя албанцами. Уно – коренаст, нос картошкой, усы на немецкий манер...» А! У тебя тоже усы на немецкий манер!
– И у тебя! – И Уно радостно схватил Ульбрехта за ус.
– Гы-гы-гы! Тут подойдет кто угодно... Но ты не сердись, друг. Мы ж всех того, проверяем... Друг!
– Не друг ты мне, – горячо воскликнул Уно, – не друг... но брат! – И он, притянув Ульбрехта за усы, поцеловал его взасос.
Выпущенный из цепких объятий Уно, Ульбрехт в изнеможении рухнул на стул и почти моментально захрапел. Уно сплюнул на пол и махнул рукой Ду и Тэрцо. Те моментально выскочили из-за большого дубового стола, за которым пьяные солдаты инквизиции уже орали веселую песенку.
– Уходим.
– Говоришь, сам читал? Гаденыш! Я оторву тебе оба уха и нос, если не сознаешься, кто тебя подговорил! – Пальцы Цебеша цепко держали мальчишку за ухо.