Стюардесса. Неоконченный портрет
Шрифт:
Мышцы сокращаются так сильно, что выжимают всё содержимое ваших слюнных желёз в ротовую полость. Тренер называл это “горечь обиды”.
То, что я буду рядом с ним, было для меня как само собой разумеющееся. Мне трудно поверить в это, но я была настолько дурой, что не задумывалась о том, что в шестнадцать я выиграю свой последний турнир. Выиграю место в комитете для него.
И даже если это будет олимпиада... Ему я все равно больше буду не нужна.
В голове шумит, словно меня ударили шпалой по голове.
Над залом поднимаются флаги, я слушаю гимн, а по щекам текут слёзы. Они выкрикивают “моё” имя. Публика ликует в восторге.
Только вот к моему спорту этот восторг не имеет никакого отношения.
Они готовы захлебнуться криком от того, что их флаг подняли выше других. Им упростили все до животного уровня, чтобы не приходилось разбираться в сложностях судейства и названиях элементов.
Он оставил меня наедине с бушующей толпой. Заливающейся в патриотическом оргазме.
Я больше никогда его не видела. Он оставил меня наедине с ними.
Сегодня они выучат твоё имя, а завтра забудут его, как забыли всех до тебя.
Вся история олимпийских игр со времён древней Греции это парад забытых героев. Это история о том, как толпа ничему не учится. Как она забывает имена тех, кто отдал жизнь ради её минутного восторга.
Я вижу подобное в глазах священника, когда на пасху его храм наполняет псевдорелигиозная толпа, готовая разбить себе лбы в благоговейных поклонах.
Когда полупьяный прихожанин из новостройки выговаривает его за то, что тот “продался” и церковь “уже не та”.
Когда дилетанты учат. Когда дилетанты указывают тебе на твою неидеальность.
Я окружена толпой. Они приветственно машут руками и скандируют моё имя.
Я машу им в ответ букетом, не понимая, что же со мной произошло. Собирая силы в кулак, чтобы скрыть начало истерики за кинематографической улыбкой.
Они хотят сделать меня символом СВОЕЙ победы.
Оправданием своего существования.
Вот и тренер тоже сделал меня оправданием своего существования.
Боже, наивная я и вправду думала, что раскрыла секрет Любви. Научилась вызывать её.
Но это была всего лишь страсть. Приворот, что действовал, пока он не наигрался. Пока я не отдала ему всё. Пока я не принесла ему то, что он хотел на самом деле.
За шесть лет ни одного нежного слова. Ни одного разговора по душам. Его указания и моё исполнение были нашим диалогом.
Проще выиграть олимпийскую медаль, чем убедить его что я чего то стою.
Проще выиграть олимпийскую медаль, чем заставить кого-то полюбить тебя.
Если ты не общаешься с обществом, это еще не значит, что с тобой что-то не так. Вполне возможно что-то не так с обществом.
Я больше никогда его не искала. Мне досталась квартира и столкновение с миром, которого я не знаю.
И больше не хочу знать.
Я чувствую только разочарование.
На следующий день, я, стоя перед зеркалом, своими руками отрезаю свою шикарную косу.
Я меняю внешность, чтобы слава олимпийской чемпионки не преследовала меня. И я уже не возвращаюсь в подаренную президентом квартиру. Никогда.
13. АНГЕЛ ПРОЩЕНИЯ
Я нахожу розовый стикер в коробке, которую я прятала ото всех.
Это как найти чужие заметки на полях в дневнике, который вы вели подростком. Приятно?
Это как узнать, что вашей зубной щеткой кто-то чистил раковину.
Как найти своё порно переименованным и аккуратно сложенным в новой папочке на жестком диске.
Она побывала и тут. Она оставила послание для меня, пригвоздив его иголочкой к моему сердцу.
«Шкатулка» глухо ударяется об пол. Мы напрасно не готовимся к сердечному приступу. Есть всего три простые вещи, которые нужно делать в таком случае. Даже, если вам нет сорока.
Плохой сон, много работы, много физической активности без отдыха, плохая еда – зона риска растет быстрее, чем территория Москвы.
Есть три простых вещи, которые следует делать при сердечном приступе. Я не делаю ни одной. Мозг прокручивает сценарии.
Она знала, где я была той ночью. Он стал претендовать на меня, и она сразу убрала его. Мы все ходили под ней всё это время.
Все, что я считала свободой – было игрой вольере её зоопарка.
Я читаю на стикере:
«Дорогая подруга, если ты читаешь это, значит, ты думаешь, что можешь не вернуться. Думаешь, что больше не нужна мне. Это так жестоко с твоей стороны. Ты нужна. Нужна мне ещё больше, чем когда-либо...”
В её ёрничестве больше жестокости, чем в трансляциях восьмиугольника.
“...Включи телевизор. Все уже ищут тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы это продолжалось? Возвращайся скорей, а то кто-то ещё может пострадать».
Кто-то ещё?
У меня больше нет сил. Эта волна жестокости. Безнаказанного издевательства и насилия. Я пустая оболочка. Отстрелянная гильза. Мёртвая кукла.
Сажусь на край кровати, задевая ногу мертвеца. Не чувствую ничего.
Сгорбившись, включаю телевизор. Смотрю картинки, ролики, диктора.
Показывают спортсменку, размахивающую букетом, приветственно улыбающуюся. Показывают мои фото. Показывают родителей плачущих о своих детях.
Серия убийств детей из кавказских семей больных диабетом. Семей, в которые я была вхожа. Подкожная инъекция. Провокация.
Я пытаюсь выловить из эфира смысл.
Рассерженная толпа требует правосудия.
Мои фото и видео, оцифрованное со старых видеокассет.
– Известная спортсменка вела затворнический образ жизни. Олимпийская чемпионка 2000 года. Втиралась в доверие под чужими именами... Обслуживала на дому... Шесть смертей... Провокация межнациональной розни.