Суассонская девка
Шрифт:
– Да тут уже и не дорога вовсе... А э то что еще за .. !
Водитель выскочил из машины, оставив дверь открытой, и раскрыв еще и рот, дико озирался.
– Да что случилось-то?
– Мы с Попкой вылезли следом.
– А ты не видишь? Это же Кавказ, я служил там! Куда вы меня завели?!
– Какой, на хрен, Кавказ?!
– А сам не видишь?! Это же дубы, ясени, буки !
– Да тут парк , наверное , чего распсиховался!
– П отрясенный
– Парк?! А солнце в парке кто передвинул?!
Тут уже мне стало совсем нехорошо. Выезжали из Бабурино около семи, здесь же был ясный полдень.
– Да ну вас к чукотской матери, я разворачиваюсь!
– Оставляй все, что у меня!
– Завизжала Попка.
Серега, матерясь , запрыгнул за руль и двинул машину прямо на нас, пытаясь развернуть эту божью корову на зеленом пятачке. Не тут-то было. Тягач удачно крутанулся возле деревьев, но тяжкий полуприцеп , не вписавшись, намертво увяз в той самой луже. На водителя страшно было смотреть, он позеленел лицом и мелко трясся. Внезапно, приняв решение, он бросился под седло полуприцепа. Серегин страх передался мне. Надо бежать, бежать! Я оглянулся на Поппею, которую совершенно не взволновали наши с Серегой душевные трепыхания.
– Выгрузить бы надо... далеко тебе еще?
– Нет, - Поппея безмятежно улыбнулась, - я сейчас приведу людей и телеги. Все выгрузим и увезем, деревня моя рядом.
В этот момент тягач взревел движком, и, выбросив черное облако дыма, улетел. Бесхозный полуприцеп так и остался стоять посреди лужи. Попка расхохоталась.
– Ты чего?
– Он деньги не взял! Так и уехал!
– А? Ага. Ладно... Ну, ты справишься. Я пошел тогда. Давай.
– Иди. Может, еще увидимся.
Мы обнялись , я резко развернулся, и чуть не бегом бросился с поляны. Непонятная острая грусть выворачивала меня, я остановился и оглянулся. Нет, Попка не стояла, печально глядя мне вслед, как я надеялся, а бодро шагала прочь. Теперь мне захотелось, чтобы она остановилась, и помахала мне рукой, но, увы, и этой мечте сбыться было не суждено, Поппея просто исчезла за кустами.
Я глубоко вздохнул открытым ртом, чтобы сдержать внезапно накатившие слезы, и побрел по лесу, не разбирая дороги. И остановился только, упершись в заросшее травой озерцо. Мысли медленно возвращались в нелепую реальность. Меня по-прежнему окружали дубы и прочая широколиственность, хотя прошел я уже прилично. Мимо дороги на Бабурино я промахнулся, понятно. Опять же, тут Серега был прав, там теперь уже должны быть глубокие сумерки белой ночи. И как это совмещается с местным днем? Да никак. Если бы проход был сейчас открыт, в Бабурино это было бы видно издалека. А о таких аномалиях ничего, никогда и никто... Ага, если подумать, получается, что проход есть только тогда, когда ЗДЕСЬ и ТАМ совпадает освещение. И температура, и давление, и влажность, иначе из дыры бы сильно фонило ветром, туманом и прочими погодными несуразностями.
Практически же, для меня конкретно, здесь и сейчас, это означает, что проход до утра не откроется. А ведь в Бабурино собирался дождь, и прогноз на неделю был нехороший, при том, что здесь отличная погода. И значит это, что в ближайшее время мне назад не попасть. При мысли о том, что я застрял в стране гоблинов, мое настроение неожиданно улучшилось до прекрасного. Из-за Поппеи? Ладно, ковыряться в мозгах буду потом, сейчас надо выйти назад, на полянку.
Я постарался сориентироваться. Ага, из Бабурино мы выехали на северо-запад. А как стояла машина, когда Серега из нее выскочил? Он как раз показывал на солнце. Учитывая, что время было полуденное, машина так же и стояла, рылом на северо-запад. И Поппея пошла по ходу машины, а я в противоположную сторону. Стало быть, возвращаться мне надо опять же на северо-запад. Вперед!
Стоп! Я сейчас ведь и стоял лицом в нужном направлении, и передо мной было озерцо, похожее на болотце. Видно, блуждая по лесу, я сбился с курса, и крутанулся. Бывает. И все – таки вперед, только обходя болотину.
Иду по краю, болото переходит в сырую низину, куда лезть мне в кроссовка х совсем не хочется. Низина загибалась, уводя меня в сторону от нужного мне направления , и я начал соображать, продолжать мне идти, как иду, или же лучше вернуться, и попытаться обойти болотистую местность с другого края. За этими мыслями я неожиданно вышел на хорошо утоптанную лесную дорогу. И пока я крутил головой, соображая, что мне это дает, уходить с дороги или идти по ней, и если идти, то в какую сторону, прямо на меня выехали двое вооруженных верховых. Да, вооруженных. Кольчуги, шлемы, щиты, копья, топоры.
Вот тут мне дали понять, что значит наезд. Перебросившись между собой парой слов, всадники начали теснить меня лошадьми, вынуждая идти по дороге перед собой. Бежать я не пробовал из опасения получить копьем между лопаток, попытки вступить в переговоры т оже ни к чему не привели, и примерно через час конвоирования я оказался в зачуханой деревушке, где меня заперли в убогий сарай. Потоптавшись, позаглядывал в щели, ничего не высмотрел, кормежки не дождался, нашел место посуше , и устроился на ночевку. Рано утром меня вывели, всучили кусок черного кислого хлеба , напоили ледяной водой и встроили в небольшой обоз из пары телег и тройки всадников, который через два часа неспешного путешествия прибыл в окруженный жалкими стенами мерзкий городишко. Телеги затормозили у одного из невзрачных домишек, а один из всадников, спешившись, провел меня по узким загаженным улочкам на местный рынок, где сдал в руки работорговца. Меня воткнули на скамью под навесом, предоставив возможность приходить в себя от столь головокружительного старта карьеры раба в стране гоблинов.
Не успел я толком оглядеться, как с подъехавшей телеги слезла высокая стройная девушка. Я нагнулся вперед, с тревогой в глядываясь в свежее поступление, девушка повернулась лицом - Поппея! С той же повязкой на носу и свежим синяком под глазом, она выглядела сильно помятой и едва держалась на ногах от усталости , но была на удивление спокойна . Работорговец быстро оглядел ее, причем она не пыталась протестовать и покорно крутилась перед ним, расплатился с двумя привезшими ее гоблинами и поставил к остальным. Я чувствовал себя виноватым в том, что не могу помочь Поппее, от острого стыд а смотрел себе под ноги, чтобы не видеть ее унижения и не смущать еще больше. Однако Поппе я и не думала смущаться, напротив, она хоть и выглядела несколько измученной, охотно вертелась перед разными уродами , улыбаясь им , при этом поглядывая на меня с пренебрежением и вызовом. Поначалу я был сильно озадачен и раздосадован произошедшей переменой в ее отношении ко мне, но потом мне это даже понравилось, так как я испытал сильное облегчение от прошедшего чувства вины.