Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную
Шрифт:
Летом Чингисхан, не дожидаясь падения Чжунсина, отправился назад в Монголию, где остановился в долине реки Саари-кээр, что в окрестностях будущего Каракорума; «осенью, в седьмой луне, [в день] жень-у (1 сентября) [Чингисхан] заболел. [В день] цзи-чоу (9 сентября) [он] почил…» [12, с. 161]. Закончилось пребывание на земле человека, не только перевернувшего сознание современников, но и спустя столетия продолжающего будоражить умы исследователей [86] . В той или иной степени он и поныне оказывает воздействие не только на почитателей, для которых, без преувеличения, является мессией, но и на политиков любых рангов. В разное время его биографы по-разному оценивали деяния, совершенные им. Например, существует мнение о том, что Чингисхан — первый враг и губитель «монгольского народа» [11, с. 524], что «фигура Чингисхана словно выплыла из темных времен дикости и варварства» [27, с. 36]. Говор
86
«…Останки Чингисхана похоронили в гористой местности в верховьях Онона и Керулена. Тело его поместили в сандаловый гроб и закрепили золотыми ремнями. Головой поместили в сторону восхода солнца». См.: Чингисиана. С. 442.
А. Бушков лаконично и веско, без приукрашиваний, свойственных западным ученым, характеризует сына Есугея: «Так кто же такой Чингисхан? Уж безусловно не примитивный дикарь, одержимый лишь жаждой грабежа и разрушения. Будь он всего лишь грабителем и разбойником, разве что превосходившим предшественников по размаху, он продолжал бы вести привольную и незамысловатую жизнь кочевого вождя: собольи портянки, золотые стремена, медовуха в бесценных нефритовых жбанах тончайшей китайской работы, толпы пленных красавиц, охоты, пиры и прочие увеселения…
Меж тем все обстояло гораздо сложнее. Начиная с определенного момента, Чингисхан старательно и упорно, ломая хребет консерваторам — когда в переносном, а когда и в прямом смысле — создавал из скопища полудиких племен, утонувших в бесконечных взаимных распрях, самое настоящее государство… Государство это, разумеется, было не идеальным — а что, где-то существуют идеальныегосударства? Оно было построено на крови… а знает кто-нибудь государства, которые создавались бы иначе?»(курсив А. Бушкова. — В. 3.) [25, с. 204–205].
Но нельзя не отметить составителей хроники «Юань Ши», которые, выполняя поручение первого императора из династии Мин Чжу Юань-чжана, главного ниспровергателя монгольского владычества в Китае, в 1368 году записали о Чингисхане следующее: «Государь имел важные замыслы серьезной глубины, использовал войска как божество… Его удивительные свершения исключительны, их следы — многочисленны. Как жаль, что в то время историографы не имелись в штате [двора Чингисхана], пожалуй, многое потеряно в записях и документах!» [12, с. 162].
Глава вторая. Регентство Толуя
Мировой истории известны десятки примеров того, как величайшие империи распадались после смерти своих основателей. Империя Александра прекратила свое существование в тот миг, когда перестало биться сердце великого македонца. Великий корсиканец Наполеон вообще стал свидетелем краха всех своих свершений. Что же с монголами? Советская историческая наука, игнорируя факты, исповедовала легенду о начавшемся после смерти Чингисхана разладе в среде монгольской элиты. Ничего подобного, однако, не происходило, нет ни одного свидетельства открытого противостояния «птенцов гнезда Чингисова», а семейные дрязги не в счет. Напротив, все протекает так, как будто великий монгол и не ушел в иной мир. Немалая в том заслуга принадлежит его младшему сыну Толую, который, став регентом, не узурпировал власть, а передал ее согласно традиции в руки официально объявленного Чингисханом преемника — Угэдэя. При этом недоброжелатели Толуя рассуждают о том, что он сделал это не слишком быстро — регентство продолжалось два года, но на то были свои причины, и одна из них в том, что Толуй в данной ситуации, как никто другой, мог объединить знать вокруг опустевшего престола и дать подготовиться к принятию власти Угэдэю, который, взойдя на трон, объявил основой своей политики не только грабеж соседей — он дал импульс к зарождению в Центральной Азии новых, неведомых степнякам экономических и торговых отношений.
Толуй, выполняя роль регента, точно уловил ситуацию и, опираясь на армейскую верхушку, и в первую очередь на Субэдэя, сумел сохранить ситуацию стабильности внутри временно вверенной ему державы; он, не будучи кааном, получил все-таки титул государя и храмовое имя — Жуй-цзун. Субэдэя и Жуй-цзуна-Толуя связывали давние отношения — отношения учителя и ученика. «Субудай… был не только сподвижником Чингисхана, но и наставником Толуя» [11, с. 90). Первую военную практику Толуй «получил в Китае [87] , сражаясь против лучших чжурчжэньских полководцев под руководством Субэтэя-богадура(курсив В. Чивилихина. — В. 3.)… Близость к Субэтэю обеспечила Толую популярность в войсках» [11, с. 84]. Если учесть службу Урянхатая при Мункэ, можно с уверенностью констатировать факт «дружбы между семьями», и эта «дружба» основывалась
87
Имеется в виду кампания 1211–1215 гг.
Похороны Чингисхана являлись сами по себе важнейшим политическим мероприятием. Субэдэй и его партия при дворе (а она уже была) сделали все, чтобы извлечь из этого действа максимальную выгоду. Тот факт, что хранителями могилы основателя монгольской империи стали урянхаи, имеющие, возможно, тюркские корни и являющиеся соплеменниками Субэдэя, а например, не кияты — монголы, говорит о том, что он и его брат Джэлмэ занимали одно из главнейших мест при дворе и имели возможнос ть «протолкнуть своих» на этот пост. Скорее всего, хранителями стали также близкие родственники Субэдэя и Джэлмэ. Впрочем, кто не был родственником среди урянхаев, этого небольшого этноса, жившего еще по законам родоплеменных отношений?
Рашид ад-Дин в своей летописи пишет: «В век Чингисхана из племени лесных урианхидов был командир тысячи по имени Удачи. После смерти Чингисхана дети этого тысяцкого с тысячью своей в местности, которую называют Бурхан халдун, охраняют священную запретную рощу, где покоятся останки Чингисхана…» [14, с. 5161. Не стоит пересказывать ставшую хрестоматийной легенду о том, как проходили похороны, и версии сокрытия погребения от посторонних глаз, но то, что могила Чингисхана до сих пор не найдена, — заслуга Субэдэя-багатура, который исполнил свой последний долг перед человеком, сделавшим его тем, кем он вошел в историю.
На Субэдэя после смерти Чингисхана, как на признанного военного лидера, легла основная ноша по осуществлению или планированию всех завоеваний, совершенных монголами с 1227 по 1248 годы. И он, верный своему усопшему вождю, с яростью, достойной величайшего пассионария, принялся за дело.
Тем временем государство Си Ся терпит окончательное поражение. Ранней весной 1228 года столица тангутов Чжунсин сдалась, что не спасло население от резни. В Северном Китае ни шатко ни валко продолжается бесконечная война, и чжурчжэни даже нанесли поражение восьмитысячному отряду монголов. Джелал ад-Дин, последний хорезмшах, с трудом сдерживает монголов у Исфахана. Очевидно, что «мировая монгольская война» продолжается на всех фронтах, в том числе и в Дешт-и-Кипчак, в секторе, за который Субэдэй отвечал уже по традиции. Регент Толуй поручил ему все западное направление и пестование подрастающих детей Джучи. Времена регентства Толуя ознаменовались усилением давления монголов в центральной части Великой степи. Это в первую очередь междуречье Джаих — Итиль от устья и севернее, в сторону Волжской Булгарин, и земли, занимаемые башкирскими родами. К середине 20-х годов XIII столетия в среде высшей военной и политической власти монголов окончательно сформировалось отношение к племенам кипчаков-половцев, обитающих западнее Джаиха и Итиля. «После 1223 года лозунг „единства“, который так удачно применил Субэдэй на Северном Кавказе, потерял актуальность и уже не использовался. Все тюркские народы, что позднее оказались на пути монгольских армий, расценивались лишь как объекты покорения, а не потенциальные союзники» [45, с. 58].
После того как монголы покинули южно-русские степи и ушли восвояси, жизнь в степи нормализовалась ровно настолько, что «путь восстановился, и товары опять стали провозиться, как было [прежде]» [38, с. 27]. Вместе с тем неверно думать, что русские и, в гораздо большей степени, половцы забыли о грозных всадниках, налетевших с востока. И хотя грызня и бесконечная междоусобица как среди русских князей, так и между половецкими ханами не уменьшилась, однако, видимо, последние уже чувствовали нарастающее присутствие пришельцев в пограничном регионе Европа — Азия и пытались даже апеллировать к новым соседям со своими проблемами. Свидетельство этому — просьба о помощи, которую испрашивал хан Аккбуль у монголов в 1227–1228 годах. «Вполне возможно, что просьба о помощи Аккбуля послужила поводом организации монгольскими военачальниками удара по половцам (1228–1229 гг.)» [8, с. 170]. Источники не сообщают о месте нахождения Субэдэя в конце 1228 — начале 1229 года, но исходя из всех его действий в предыдущие годы можно предположить, что он находился опять в пределах улуса Джучи, и, скорее всего, с новым своим сотоварищем — темником Кукдаем 1 [33, с. 402], которого С. А. Плетнева именует царевичем [8, с. 174]. Присутствие такой весомой фигуры, как Субэдэй, и формирование им туменов в центре Дешт-и-Кипчак способствовало сплочению внутри рода Джучи, оказавшегося в тот момент на окраине империи, а кроме того, придавало многочисленным отпрыскам старшего из чингисидов уверенности в завтрашнем дне и способствовало началу формирования правящей верхушки западного улуса, где лидером становится Бату, по всей видимости, не без поддержки первого полководца империи.