Субмарина «Голубой Кит»
Шрифт:
– Пройдемте!.. Скажи вахтеру там… я разрешил пропустить мальца.
Вчетвером они подошли к дверям Проблемной лаборатории. Бабушка решительно отодвинула сотрудника Егорова, а Игорь посмотрел на него злорадно: не хотел помочь, на вот тебе! Увидав начальство, желтолицый вахтер сделал шаг вправо, освобождая проход, но тут уж Евграф Семенович решил, что старуха заходит слишком далеко, и уперся:
– Не положено и не положено, не могу. С удовольствием… назад!
Не положено? Тяжелой ладонью она пришлепнула звонок. Тррр! –
– Яков, сынок!..
Профессор Гайдученко работал, как хирург при операции на сердце, с рассчитанным самозабвением. Время. Время. Время! Он сжимал время, как резиновую губку. Он работал с такой скоростью, что с выхода электронной машины непрерывно текла бумажная лента. Яков Иванович упрямо вводил в машину новые данные и вместе с ней терзался неразрешимой задачей – боковой лепесток был перегружен. Перегружен! Что его перегружало? Не хватало мощности для связи с испытателем. От высоковольтных кабелей и шин тянуло угарным запахом. Бодрый голос испытателя Панина доносился до лаборатории чуть слышным, искаженным. Все потому, что лепесток был перегружен.
В лаборатории стояла благоговейная тишина – Саша Панин волей науки был переброшен из Дровни на специальный полигон под Самаркандом. Затем сделали «перекидку», перебросив его на такой же полигон в Бухару. Все шло отлично, великолепно, исчезли болевые ощущения, от которых прежде страдал испытатель!
Но лепесток был перегружен. Поэтому не хватало энергии. Поэтому постоянную связь держали с испытателем только по обычному радио. Из-за перегрузки опыт отложили на час – надеялись найти ошибку в настройке антенны. Не нашли ничего. На всем протяжении опыта работала большая электронная машина, управляемая самим Гайдученко, – бесполезно…
Машина выдала последние расчеты. В шестнадцать часов тридцать минут, полтора часа спустя после начала опыта, Яков Иванович оттолкнул стол. Поднялся.
– Бесполезно далее тянуть время! Я настаиваю – антенна перегружена тридцатью – сорока килограммами живого груза. Дальше решайте сами. Установка – ваша. Я бы прервал опыт.
Он сделал символический жест – умываю, мол, руки – и снова потащил к себе бумажную ленту. Радист-оператор из глубины зала прокричал:
– Бухара передает! «Ясень» жалуется на жару, просит послать холодного пива!
Кто-то засмеялся. На него цыкнули. Директор института утирал пот, как будто ему тоже было жарко.
Тогда начальник Проблемного отдела, молодой академик, решительно вышел к пульту управления.
– Гайдученко прав, товарищи… Прерываю опыт. «Ясеня» предупредить о досрочном возврате через…
Вот здесь и затрещал звонок. Академик сердито обернулся. И раздался отчаянный голос бабушки Тани:
– Яков, сынок!..
Странная наступила тишина. Испуганная. Резко застучал секундомер в затихшем зале. Яков Иванович пролетел к двери, на ходу спросив у директора:
– Разрешите?
Директор замахал на него платком: «Иди, иди». И все смотрели, как Гайдученко вынесся за порог. Академик первым отвел глаза, кашлянул и открыл было рот, но дверь опять распахнулась и, пятясь, вошел Яков Иванович. Он вел за плечо Квадратика.
Все так и подались вперед со своих мест и вытянули шеи.
Яков Иванович наклонился к Игорю.
– Говори толком, хлопец! Что случилось?
– Вы Яков Иванович? – неторопливо спросил Игорь.
От любопытства у него разбегались глаза – он старался смотреть на собеседника, а глаза косили.
– Ну говори поскорее!
– Катерина ваша… переместилась! – решился Игорь.
Его поняли сразу. Академик подскочил к нему, теряя булавку из галстука.
– Откуда переместилась, живее?!
– С Верхних Камней в пятнадцать ровно, как раз запищало по радио, – обстоятельно ответил Квадратик.
И снова стало тихо.
В тишине Яков Иванович подошел к расчетному столу, поднял бумажку за уголок и проговорил:
– Ну вот, видите? Тридцать пять килограммов!
И сейчас же резко, звонко крикнул академик:
– Операторы, связь! Срочный возврат! Передать «Ясеню» – он остается в Бухаре, пусть немедленно выйдет из зоны! Немедленно! Всю мощность на возврат из лепестка, всю мощность, вы меня поняли, Зимин?! Стянуть лепесток сюда, сюда! – Он потопал сверкающим ботинком по полу. – Все по местам! Внимание!
Лаборатория замерла. Директор замер с платком в толстой руке. Гости приподнялись на стульях. Оператор кричал в микрофон:
– «Ясень», «Ясень»! Немедленно покиньте зону, повторяю – немедленно покиньте зону! Для вас – всё, вы остаетесь в Бухаре, повторите, как поняли. Прием!..
С потолка зала на пол опустился толстый резиновый ковер. Тоскливо, бархатно взвыла сирена.
– «Ясень» покинул зону, – доложил оператор.
– Отсчет от десяти до нуля! Десять!.. Девять!..
Кто-то взял Игоря за руку и повел к выходу. Он подчинился. По дороге подобрал булавку из галстука сердитого ученого, положил на стул.
– Пять!.. Четыре!.. Три!.. – звенел голосом академик.
Дверь закрылась. Было шестнадцать часов тридцать восемь минут по местному времени.
23. ОБВАЛ
Капитан выхватил пистолет, повернулся и шагнул – одним движением. Пистолет черной дырой уставился Кате в лицо.
Она крепко зажмурилась. Капитан тихо свистнул, зашевелился. Катя приоткрыла один глаз. Капитан прятал пистолет в карман, отогнув полу тужурки, и рассматривал Катю – даже голову наклонил к плечу.
Спереди его длинное лицо не казалось таким узким и щучьим, как сбоку. Глаза были темно-синие, вполне человеческие и смотрели даже с сочувствием.