Суд герцога
Шрифт:
Вот так и прошел час, вобравший, как Ферранте сказал ранее, всю его жизнь. Для него — в любовном пылу, мгновенно, для нее — невыносимо медленно. Тени сгустились, померк багрянец заката, деревья и кусты вырисовывались черными пятнами. Во дворце зажглись окна, на другой стороне пруда заквакала лягушка.
Ферранте поднялся, вспомнив о поручении Борджа, пытаясь стряхнуть с себя чары Кассандры.
— Вы покидаете меня? — томно спросила она.
— К сожалению, мадонна, я должен уехать, из-за чего безмерно страдаю.
— Но вы ведь только что пришли, — запротестовала она, и его
Он взял ее руку и остался, чтобы вновь признаться ей в любви. Потом, однако, попросил разрешения откланяться. Но ее маленькие пальчики обхватили его ладонь. В сумраке надвигающейся ночи он видел бледный овал поднятого к нему лица, ее голосок долетал до его ушей, насыщенный ночными ароматами. И, отвечая на ее просьбу задержаться еще, Ферранте, склонившись к ней, прошептал: "Любимая моя. Сегодня я должен скакать в Имолу по государственному делу. Но вернувшись, я пойду к вашим братьям, чтобы умолить отдать мне хранящееся у них сокровище.
Кассандра вздохнула.
— И когда вы вернетесь?
— Через три дня, если ничего не случится. Для меня это целая вечность, но, надеюсь, терпение мое будет вознаграждено!
— Я не отпущу вас без прощального кубка. Пусть он будет залогом того, что вы вернетесь ко мне. Пойдемте! — и она увлекла Ферранте к дому.
Через стеклянные двери, открывающиеся на террасу, Кассандра ввела его в просторный зал, и в свете золотого канделябра его глаза вновь впитывали ее красоту.
Кассандра хлопнула в ладоши, появился паж, она приказала принести вина.
Ожидая, они стояли друг против друга, и внезапно на девушку нахлынула печаль. Все-таки пылкость Ферранте не могла не пробудить в ней ответное чувство. И, возможно, если он дал Кассандре время на размышление, ей бы не достало смелости совершить то, что от нее требовал Тито. Но страсть, которую так долго сдерживал Ферранте, прорвалась наружу, обрекая его на погибель.
Он заключил Кассандру в объятия, с силой прижал к себе, ища губами ее губ. Она попыталась отпрянуть, и на мгновение взгляд его поймал ее бледное личико. И увиденное остановило Ферранте. Ибо на лице Кассандры отражались страх и отвращение. Пристыженный, он отпустил ее, отпрянул назад. И тут, ибо Ферранте не страдал отсутствием проницательности, в душу его впервые закралось сомнение: с чего это невинная девушка столь странно отреагировала на его объятия, если чуть раньше она же позволяла ему немалые вольности.
Но тут вошел паж с серебряным подносом, на котором стоял золотой кувшин и две опалесцирующие, на тонкой ножке чаши венецианского стекла. Кассандра шагнула к пажу. Разлила вино.
Наблюдая за ней печальным взором, Ферранте отметил смертную бледность ее лица, дрожь в руке. Неужели все это — последствия объятия, подумал он.
Вернулась она к нему уже улыбаясь, с чашей в каждой руке. С поклоном он взял предложенную ему чашу. Лицо ее оставалось таким же бледным.
— Пусть Бог сопровождает вас в вашей поездке, — и она подняла чашу.
— Пусть Бог поможет мне поскорее вернуться, — ответил он и залпом осушил половину своей.
Крепкое вино обожгло горло, разгорячило кровь.
И подействовало куда как быстро. После первого же глотка ему подумалось,
— Вам нехорошо, — озабоченно воскликнула Кассандра, и искренность ее голоса подсказала ему, что проявленная им грубость прощена и забыта.
Ферранте хохотнул.
— Да… наверное…
— Выпейте вина. Оно освежит вас.
Механически он повиновался, допил то, что оставалось в чаше. Вновь ожгло горло, воспламенило кровь. Он попытался подняться, внезапно его охватила тревога. Но колени подогнулись, и он вновь рухнул в кресло. Комната поплыла перед глазами, красный туман заполнил ее. И тут сквозь него проступило лицо Кассандры де Дженелески, уже не невинно-детское, очаровательное личико, в которое он влюбился, но глуповатое и злобное, вызывающее омерзение. Ибо в момент помутнения сознания открылись глаза его души. Уже не на шутку встревоженный, он собрался с силами, чтобы преодолеть охватившую его апатию. На мгновение ему это удалось, и тут истина открылась ему. Он тяжело поднялся, глаза его сверкнули, лицо исказилось гневом.
— Предательница! — вскричал он и, если б хватило сил, задушил бы ее голыми руками, столь велика была его ненависть.
Но прежде чем он успел сделать хоть один шаг, ноги вновь подвели его, и он упал в кресло, с которого только что встал. Бесценная венецианская чаша выскользнула из пальцев и разлетелась вдребезги, ударившись о мраморный мозаичный пол. Опустилась черная ночь, сознание покинуло его, голова упала на грудь.
Кассандра стояла, глядя на него в страхе и ужасе. Она решила, что Ферранте умер. Потом повернулась к двери, и тут же в зал вошли ее братья. Она бы осталась, любопытная, как ребенок, чтобы посмотреть, что будет дальше. Но задачу свою она уже выполнила, так что братья первым делом отправили ее спать.
Потом Тито задернул тяжелые гардины, а Джироламо обыскал спящего. И вытащил из нагрудного кармана пакет с печатью Борджа. То самое письмо, которое утром Тито видел в кабинете герцога. Кинжалом, нагретым над жаровней, Джироламо снял печать, не повредив ее, и подошел к канделябру. Вместе с Тито, выглядывающим из-за плеча, прочитал письмо. И сел за стол, почерк у него был получше, чтобы переписать письмо слово в слово.
В письме содержался приказ Рамиро де Лоркуа завтра же вести свои две тысячи человек на Тильяно, захватить этот городок, а затем идти на Сан-Часкано. Штурма, однако, не предпринимать до особого указания, ограничившись лишь блокадой.
— Это письмо попадет в руки защитников Сан-Часкано куда как быстрее, чем мессер Ферранте доставит его в Имолу. Эти сведения порадуют Казерту. Ты должен отвезти письмо сам, Джироламо.
Последний тем временем запечатывал пакет.
— Касерта неплохо нам заплатит.
И оба радостно рассмеялись.
— Отличная работа, — потер руки Тито. — Наказали этого выскочку и щелкнули герцога по носу.
Джироламо засунул пакет в нагрудный карман куртки Ферранте.