Суд герцога
Шрифт:
— Каттолика! — вызвал Бентивольи четвертого из заговорщиков.
И тут же, словно по команде, все вскочили, в том числе и Джизмонди, повинуясь стадному чувству. В отдалении послышались голоса, за дверью — тяжелые шаги, бряцание оружия.
— Нас предали! — прокричал кто-то, и тишина, мертвая тишина повисла над столом.
Могучий удар обрушился на дверь, и она распахнулась. В комнату вошел закованный в латы офицер, за ним — трое пехотинцев с пиками наперевес, мечами на поясе.
На полпути к столу офицер остановился, оглядел всю компанию.
— Господа, сопротивление бесполезно. Со мной пятьдесят человек.
Бентивольи выступил вперед.
— По какому праву вы навязываете нам вашу волю? — спросил он.
— По приказу его светлости герцога Валентино, — ответил офицер, — которому известны все подробности вашего заговора.
— И вы пришли, чтобы арестовать нас?
— Всех до единого. Мои люди ждут вас во дворе.
И тут же Джизмонди, как, впрочем, и все остальные, понял, что во дворе их ждут не просто солдаты, но виселица, на которую всех их незамедлительно вздернут за измену.
— Какая подлость! — воскликнул стоявший рядом с Джизмонди. — Неужели нас не будут судить?
— Во двор, — повторил офицер.
— Только не я! — другой голос, совсем юный. — Я — патриций и меня нельзя повесить, как какого-то пастуха. Если я должен умереть, то под топором палача. Это мое право.
— Неужели? — усмехнулся офицер. — Во дворе мы во всем и разберемся. Не задерживайте меня, господа…
Но заговорщики продолжали бушевать, а один призвал обнажить кинжалы и умереть в бою, как должно мужчинам.
Лишь Джизмонди спокойно стоял, сложив руки на груди, улыбаясь под маской. Пришел час его триумфа, час расплаты за недавние страхи. В то же время он опасался, что заговорщики решатся-таки на вооруженное сопротивление, а в завязавшейся схватке могло достаться и ему. Но тут Бентивольи в очередной раз удивил его.
— Господа! — громовой его голос перекрыл шум, все замолчали. — Мы проиграли эту партию. Так давайте признаем наше поражение и смиримся с той участью, что ждет нас.
Да и был ли у них выбор? Как они могли противостоять, без брони, вооруженные лишь кинжалами, пятидесяти вооруженным до зубов солдатам?
И в наступившей тишине один из заговорщиков выступил вперед.
— Я иду первым, о братья мои, — и он поклонился офицеру. — Я в вашем распоряжении, мессер.
Офицер махнул своим солдатам. Двое отложили пики, подошли к добровольцу, схватили его и вывели за дверь.
Джизмонди улыбался в предвкушении занимательного зрелища, что ожидало его во дворе.
Вновь и вновь возвращались двое солдат. И с каждым их уходом число заговорщиков сокращалось на одного человека. Один тщетно пытался сопротивляться, другой закричал от страха, когда ему выкрутили руки, но в большинстве своем все держались достойно, готовые встретить смерть с высоко поднятой головой. Солдаты знали свое дело, и через десять минут в комнате осталось лишь четверо: Бентивольи, возглавляющий заговор, имел праве выйти во двор последним, двое мужчин, не садившихся за стол, но постоянно сопровождающих Бентивольи, и мессер Бенвенуто, ожидающий своей очереди и посмеивающийся про себя.
Солдаты вошли в комнату и остановились, выбирая следующую жертву. Офицер указал на Бенвенуто. Тот сам шагнул к солдатам, но когда те схватили его, вырвался и повернулся к офицеру.
— Мессер, мне нужно вам кое-что сказать.
Офицер так и впился взглядом в маску.
— Ага! Вы тот, кого мне велено найти. Назовите мне ваше имя.
— Я — Бенвенуто Джизмонди.
Офицер кивнул.
— У меня нет права на ошибку. Вы — Бенвенуто Джизмонди и… — он замолчал, вопросительно глядя на стоящего перед ним.
— И я здесь по указанию герцога Чезаре Борджа.
Офицер удовлетворенно рассмеялся. Одна его рука легла на плечо Джизмонди, второй он сорвал маску. Тот, не понимая, что происходит, повернулся к Бентивольи.
— Ваше высочество знает этого негодяя? — прогремел над ухом голос офицера.
— Нет, — ответил Бентивольи и добавил:
— Слава тебе, Господи.
Бентивольи хлопнул в ладоши, а Бенвенуто слишком поздно осознал, что угодил в расставленные силки. Ибо офицер и вооруженные до зубов солдаты заявились не для того, чтобы арестовать и казнить заговорщиков, но для выявления предателя, того, кто занял место убитого на дороге Эмилия. По хлопку Бентивольи в комнату вернулись все одиннадцать мужчин в масках. Собственно, уводили их не во двор, а оставляли в двух десятка шагов от двери. Там первый из выведенных солдатами, вызвавшийся добровольцем, объяснял остальным, что таким способом Бентивольи пытается выявить предателя.
На следующее утро Рамиро де Лоркуа, назначенный Борджа губернатор Чезены, пришел к своему господину с кинжалом и замаранным кровью листком бумаги.
Он доложил, что рано утром у стены замка обнаружено тело мужчины, убитого ударом кинжала. Там же нашли и записку, которую Рамиро принес герцогу. Состояла она из трех слов: «Собственность Чезаре Борджа».
В сопровождении губернатора Чезены Борджа спустился во двор, чтобы осмотреть тело. Оно лежало там, где его и нашли, укрытое отороченным мехом плащом, в котором днем раньше приходил Бенвенуто Джизмонди. Рамиро поднял плащ. Герцог глянул на уже посиневшее лицо и кивнул.
— Так я и думал. Вот и прекрасно.
— Ваша светлость знает его?
— Жалкий бродяга, нанятый мною, да видно поручение оказалось ему не по зубам.
Рамиро, черноволосый толстяк взрывного темперамента, громко выругался и заверил герцога, что обязательно найдет и накажет убийц. Но Чезаре покачал головой и улыбнулся.
— Не теряй попусту времени, Рамиро. Но я могу назвать тебе главаря банды, что совершила это убийство. Если хочешь, даже скажу, по какой дороге на рассвете уехал он из Чезены. Но какой в этом толк? Он — болван, свершивший за меня суд, даже не подозревая об этом. И боюсь я его не больше, чем этого бедолагу, — и он посмотрел на Джизмонди.