Суд и ошибка
Шрифт:
Миссис Фарроуэй снова улыбнулась, глядя на мистера Тодхантера.
— Думаю, все-таки лучше нам действовать не так мелодраматично. Мистер Тодхантер, хотя вы и друг Николаса, надеюсь, вы можете взглянуть на эту прискорбную ситуацию в какой-то мере со стороны. Что бы вы нам посоветовали?
Тут они обе — и мать, и дочь — взглянули на гостя с надеждой.
Мистер Тодхантер заерзал. Что посоветовать, он и понятия не имел. В голове у него не было ни единой мысли.
— Право, не знаю… — беспомощно начал он. — На мой взгляд, ваш супруг не в себе, миссис Фарроуэй, простите мне мою
— Я же говорила! — воскликнула Фелисити.
— Боюсь, вы правы, — спокойно согласилась миссис Фарроуэй, — хотя считаю, от всякого рода «фабрикаций» нам следует воздержаться. Но о каких именно мерах мы говорим? Какого рода? Вы понимаете, я так мало сталкивалась с подобными ситуациями, что не знаю, как с ними разбираться. Мы всегда жили очень тихо, несмотря на репутацию Николаса. Мне совестно втягивать вас в эту историю, мистер Тодхантер, но больше нам решительно не к кому обратиться. И вы, вероятно, слышали, — добавила она, сочувственно ему улыбаясь, — что мать способна кем угодно пожертвовать ради своих детей. Боюсь, так оно и есть, во всяком случае, в том, что касается вас.
Мистер Тодхантер принялся уверять, что он и сам более чем готов, просто жаждет, чтобы его принесли в жертву, и приложил все старания высказать что-то дельное. Но в подобных делах он был еще неопытнее, чем миссис Фарроуэй, и хотя разговор затянулся на добрых два часа, единственным внятным его итогом стало то общее мнение, что не стоит миссис Фарроуэй пытаться обсудить положение с мужем, дабы не ожесточить еще более его упрямства, и вообще с чем-либо к нему обращаться. Пусть лучше, последовал вывод, этим займется мистер Тодхантер; поручить переговоры Фелисити в ее нынешнем состоянии духа значило бы непоправимо испортить дело — это было ясно всем троим, включая ее самое.
После чего мистер Тодхантер пообещал приложить все старания, чтобы выяснить, есть ли в обстоятельствах Фарроуэя уязвимое место, на которое направить атаку, и удалился с чувством, что сегодня он не в ударе.
В ту ночь он спал скверно, выбитый из колеи тревожной мыслью, явившейся ему по дороге домой. Миссис Фарроуэй заявила, что мать, защищая своих детей, не остановится ни перед чем. Мистеру Тодхантеру не мог не прийти на ум предыдущий случай, когда другой его собеседник тоже сказал, что готов на все. Ужели подобно тому, как юный Беннет обдумывал убийство, в последний раз с ним беседуя, под безмятежным лбом миссис Фарроуэй зреет та же идея? Не в силах отделаться от впечатления, что такое не исключено, мистер Тодхантер ворочался с боку на бок. Ибо надо же что-то предпринимать!
Тщательно все обдумав, мистер Тодхантер решил в дальнейшем, имея дело с Фарроуэем, и впредь играть роль богатого дилетанта; скромный ричмондский дом этой роли не соответствовал, следственно, приглашать туда Фарроуэя не следовало. Но и в ресторан снова идти не хотелось: там звон посуды и общая суета мешали бы ему сосредоточиться и провести как надо обещанный дамам разговор. Поэтому, набравшись духу, он позвонил Фарроуэю и, на удивление застав того дома, спросил, нельзя ли заехать к нему утром по делу. Фарроуэй откровенно обрадовался и сказал, что с нетерпением его ждет.
Потрясенный собственным двоедушием, чувством, доселе ему неведомым, мистер Тодхантер повесил трубку, вытер вспотевший лоб и принялся обдумывать, как бы поубедительнее обосновать свой визит.
Явившись назавтра утром по адресу, который Фарроуэй продиктовал ему по телефону, он оказался на лестничной площадке мрачного многоэтажного дома на Бейсуотер-роуд, где тот занимал две скромные, весьма скромные комнатки — именно комнатки, а не квартирку, поскольку отдельного входа в них не было. Озадаченный мистер Тодхантер прошел за Фарроуэем в гостиную, явно меблированную владельцем дома, а не ее нынешним обитателем.
И впрямь, прикрывая дверь комнаты, Фарроуэй счел нужным с извиняющейся улыбкой оправдать жалкую обстановку:
— Жилье, конечно, не очень, но мне тут, знаете ли, удобно.
— О да. Собираете материал для романа, я полагаю? — учтиво отозвался мистер Тодхантер.
— Пожалуй, в некотором роде… впрочем, не знаю. Да… Присаживайтесь, Тодхантер. Так что у вас за дело?
Оставив этот вопрос без ответа, мистер Тодхантер решился проявить беспардонность, сказав:
— А я, признаться, думал, что та, другая квартира, где мисс Норвуд, на самом деле принадлежит вам.
Фарроуэй вспыхнул:
— Ну, так и есть… То есть я уступил ее Джин. Ей необходимо какое-то пристанище в Вест-Энде, чтобы передохнуть после утренних спектаклей и прочее. Но вы, безусловно, правы: эта квартира моя. Я… оставил за собой комнату, но, конечно же, там почти не бываю. Джин следует оберегать свою репутацию. Это поразительно, как мгновенно распространяются сплетни, если речь об актрисе… даже когда к тому нет ни малейшего повода… Ни малейшего, — вызывающе добавил Фарроуэй, — поверьте мне.
— Да-да, конечно, — умиротворительно поддакнул мистер Тодхантер. Его заинтриговало это слишком многословное, чтобы не сказать жаркое, объяснение. Неужели мисс Норвуд сдержала свое так легко данное обещание, подумал он, неужели запретила бедняге Фарроуэю пользоваться комнатой, которую тот себе зарезервировал? — Видитесь ли вы с мисс Норвуд? — напрямик спросил он.
— С Джин? — Фарроуэй с потерянным видом прошелся взглядом по комнате. — О да. День или два назад. Мне, понимаете ли, ужасно некогда в последнее время. А вы ведь обедали вместе… не так ли? Ну и как она? Здорова, весела и так далее? Знаете, Джин… она такая нежная… Работа невероятно утомляет ее. Иногда я вообще не понимаю, как она выдерживает такую нагрузку.
Подавив в себе острое желание ударить хозяина по голове чем-нибудь тупым и тяжелым, мистер Тодхантер известил его, что в последнюю их встречу мисс Норвуд произвела на него впечатление особы вполне благоденствующей и отлично скрывающей усталость. И тут он приступил к тому, чтобы бросить приготовленную гранату, ибо, пару часов сосредоточенно поразмышляв над планом атаки, пришел к выводу, что эффективнее всего начать будет именно с нее.
— А вчера я видел еще и вашу жену, — как бы невзначай сказал он. — И она, судя по всему, также очень хорошо держится.