Суд идет
Шрифт:
— Ну, дайте, я буду управлять; я знаю, где и что надо печатать.
Фёдор качал головой:
— Нельзя. Дело ювелирное.
И, подводя машину к зданию скупщины, объяснял:
— Столбы и провода нам не страшны: машина их обходит автоматически, ближе, чем на два метра, не подойдёт, и угол здания, и крышу не заденет. Она тут в городе и высоту, и скорость держит минимальную; и может, если я нажму вот эту кнопочку…
Показал Драгане нужную кнопку на пульте.
— Вот… Мы заняли удобную позицию.
Подал Драгане пульт:
— Нажмите.
Драгана, как маленький ребёнок, которому дали новую игрушку, нажала кнопку. И устремила радостный, сияющий взор на Фёдора. А Фёдор взял пульт управления и направил на недавно построенный высотный дом для правящей элиты строку из трёх слов: «Чемодан. Вокзал. Израиль». И так разместил эти слова, что они смотрелись как художественно исполненная надпись из золота высокой пробы. Пассажиры почувствовали, как «Пчёлка» легонько вздрогнула. Фёдор сказал:
— А это… выстрелила фотонная пушка. Глубоко в камень врезала она это напутствие жильцам дома. Ни срезать, ни соскоблить.
— Но закрасить-то, наверное, они могут?
Закрасить могут, но краска чуть подсохнет, и надпись оживёт снова. Так действует фотонная пушка; её «художества» проникают глубоко и имеют свойство всё время возрождаться.
Драгана радостно воскликнула:
— Ах, славно! Это же чудо, как хорошо!
— Да, мы нарисуем такие автографы, что господа демократы посинеют от злости.
Потом добавила:
— В другой дом переедут. И пусть переезжают, пока не выкатятся в свой Израиль.
На этой радостной ноте они полетели к другому объекту. Зависли у фасада дома правительства. Тут над дубовыми массивными дверями до самой крыши высилась цельная плита из серого мрамора. Драгана показала Фёдору листок со словами «Сербы идут!..» Фёдор одобрительно кивнул и стал нацеливаться. И вот пушка его ударила. И на сером мраморе появилась запечатлённая в двух коротких словах мечта о пробуждении сербов и всего югославского народа: «Сербы идут!..» И этот боевой призыв в свете электрических фонарей весело засиял червонным золотом. Пассажиры «Пчёлки» представили, как завтра придут на работу министры, среди которых нет ни одного серба, но зато есть два албанца, один невесть как сюда затесавшийся армянин, остальные все евреи. И председатель толстый, с заплывшими маленькими глазками еврей с чужой фамилией Флакончик.
От дома правительства полетели к генеральному штабу армии. Тут тоже на фасаде было удобное место для творчества наших друзей. На этот раз Фёдор обучил искусству рисования Драгану, и та с наслаждением впечатала продажным генералам свое нежное и короткое, как выстрел, послание: «Спите, трусы, вас спасут герои!».
Летали они всю ночь. Фёдор научил каждого писать автографы. На здании милиции Драгана начертала: «Кому служите?..» На фронтоне супермаркета: «Сербы, не пейте! Нас убивают пивом и водкой!».
Над окнами банка: «Ядовитые пауки».
На фронтоне концертного зала: «Смехачи и бесы».
Сбоку от входа в аэровокзал сочинили целое послание: «Домой, ребята! В Америку, в Израиль — торопитесь, а то будет поздно».
В конце операции вернулись к зданию скупщины. Спикер и на газетной-то полосе выглядел страшновато, а тут, увеличенный многократно, ярко расцвеченный красками компьютера, он угрожающе парил над кварталами города. В глазах его пламенела ненависть, а хищно оскаленный рот вызывал отвращение.
С рассветом друзья вернулись домой.
Решили не ложиться спать, а позавтракать и сразу же на автомобиле ехать к дому правительства и скупщине.
Но, позавтракав и разомлев от обильной еды, Фёдор и Борис от поездки отказались, разошлись по своим комнатам, а Драгана с Павлом Неустроевым на автомобиле поехали к скупщине. Однако же вскоре убедились, что на машине в центр города проехать нельзя; на улицах было много людей, всюду сновали полицейские, показывали пути объезда, «расшивали» пробки. Драгана свернула в знакомый двор, поставила машину, и они с Павлом вышли на тротуар, влились в поток чем-то возбуждённых и куда-то торопившихся обывателей.
Павел обратился к двум девушкам:
— Что случилось? Куда идёт народ?
— В скупщину. Говорят, там депутаты с крыши упали.
В разговор вмешался Павел:
— Как это упали? Сразу все, что ли? Ну, может, один упал, а то — упали. Все скопом, что ли? Взявшись за руки, и прыгнули. Странно вы как-то говорите.
Девушки прибавили шаг и затерялись в толпе. Голос подал рядом идущий мужчина:
— Упал спикер. Другие испугались, и тоже… попадали.
Мужчина был высокий, крутой и могучий в плечах — походил на борца или боксёра.
Драгана ему ответила:
— Мы слышали, никто там не падал, а портрет нарисовали.
Похожий на борца гудел:
— Может, и портрет, но лучше бы они упали.
И засмеялся густым приятным баритоном.
Драгана заступилась за власть:
— Вы, верно, не любите своих депутатов. А между прочим, они наши избранники. Мы за них голосовали.
Могучий в плечах наклонил к ней тяжелую голову, разглядывал. Зло проговорил:
— А разве я похож на идиота?
— При чём тут идиот?
— А при том, что одни идиоты за них голосовали.
На этот раз Драгана с Павлом прибавили шаг, чтобы оторваться от человека, который становился опасным.
Драгана не унималась, продолжала задавать вопросы, — на этот раз заговорила с пожилой и со вкусом одетой женщиной:
— Вы нам не скажете, что там в скупщине произошло?
— А произошло то, что и должно было произойти: провалилась в тар-та-ра-ры ваша скупщина. Сгинула!