Суд Линча
Шрифт:
– Павел? Обманщик! Такой подлости я от тебя не ожидала. – Совершенно ошарашенная Антонина закрыла руками лицо и села на скамейку. – Ведь притворялся порядочным, а я, дура, поверила. Правильно говорят, что все мужчины подлецы. Как искусно притворялся честным и любящим. Обещал век любить. Как короток оказался у него век.
Так она убивалась, вдруг сзади кто-то ласково прижал ее руки к мокрым глазам. Она резко убрала руки, повернулась и видит – стоит Павел, такой же молодой человек с коротко стриженными волосами, в таком же модном сером костюме, с широкими плечами и весьма узкими брюками.
– Ты? –
– А ты ждала другого? – так же удивленно от ее вопроса и тона спросил Павел.
– А где твоя белокурая?
– Какая белокурая?
– С которой только что ты целовался.
– Тонечка, ты, наверно, ошиблась. Только что я ни с кем не целовался. Ты обозналась. Это был, наверно, другой человек.
– Другого человека в таком модном сером французском костюме, у которого, как ты говоришь, без мыла брюки нельзя надевать, в нашем городе больше ни у кого нет. Да и лицо с такого расстояния не могла не узнать.
– Ты ошибаешься, Тонечка. Есть в нашем городе еще один человек в точно таком же костюме и с точно таким же лицом, как я. Ты, наверно, его и видела. Это мой брат-близнец.
– Брат? Ты же единственный сын у Марии Васильевны?
– Тонечка, ты меня извини, что об этом я никогда тебе не рассказывал, не было повода, да и не к чему было этот разговор затевать. Ты думаешь, меня на свет родила Мария Васильевна? Хотя я ее называю «мама» и до конца своих дней буду считать ее своей мамой, но у меня есть родная мать, которая меня и на свет родила. Я ее тоже люблю и уважаю, хотя в разговоре я ее называю по имени и отчеству – Ксения Ферапонтовна.
– Не сочиняй! Для оправдания своих поступков сейчас напридумаешь всякую небылицу. Я не позволю вешать лапшу на уши.
– Милая Тоня, о таких вещах не шутят, такие небылицы не сочиняют. Ты что? Завтра моя настоящая мать, Ксения Ферапонтовна, в ресторане устраивает прощальный вечер по поводу проводов нас с братом в ряды Советской Армии. Ты там познакомишься и с ней, и с моим братом, и с этой белокурой, кстати, ее зовут Лариса. А по поводу второго модного серого французского костюма не сомневайся, и у брата есть такой же костюм. Весной Мария Васильевна ездила во Францию на симпозиум врачей-педиатров, там купила она эти костюмы. Так заведено с детства у нас с братом, если что-то для одного из нас покупает любая из моих матерей, приемная или родная, то берут по два экземпляра, чтобы другой брат не был обделен этой вещицей.
– Ничего себе! По две матери… Военное поколение по одному-то родителю не имеет, а тут…
– Да, по две матери, но ни одного отца. Это горькая участь военного поколения. Мой отец с братом-близнецом, с мужем Марии Васильевны, всю войну рвались на фронт, но их не брали по возрасту. В сорок пятом наконец-то их взяли. В конце войны они оба пропали без вести. Мария Васильевна и брат моего отца, мой дядя, не имели детей, а у моей матери с отцом были мы с братом, двойняшки. Мария Васильевна, не получив похоронку, до сих пор ждет и надеется, что муж вернется. Поэтому она не вышла замуж повторно. Для того чтобы чем-то утешить свое горе, она решила усыновить меня. Моя мать с радостью согласилась, как ни прискорбно.
– Матери твоей трудно было содержать вас двоих, наверно, поэтому она и согласилась.
– Не сказал бы. Моя родная мать всю жизнь была в торговле, всю жизнь свой хлеб жирным слоем масла намазывала. Просто она была любительницей вольной и шикарной жизни. А Мария Васильевна – простая педиатр со скромным окладом, жила весьма скромно. Это потом, когда она окончила аспирантуру, защитила диссертацию, перешла работать преподавателем в медучилище, и у нас появилась возможность намазать свой хлеб маслом, хоть не жирно, но регулярно. Так что, Тонечка, эта история моего детства, а не выдумки коварного Дон Жуана. А брата моего, его зовут Петр, ты увидишь завтра вечером в ресторане.
Они обнялись и пошли по аллее.
Вечер. В ресторане играет оркестр. Лысоватый певец не первой молодости поет «Песню первой любви». Посетители танцуют, обнявшись попарно, на площадке возле эстрады, где наиболее яркое освещение. В самом отдаленном от входа углу ресторана, за длинным банкетным столом сидят Петр с Ларисой, отдаленно от основной группы на одном конце длинного стола, а на другом конце сидит пышная Ксения Ферапонтовна, обвешанная всякими бусами и разными золотыми украшениями, в окружении трех представительных мужчин. К ним подходит носастый мужчина с пышной шевелюрой, кавказской внешности, кланяется, берет руку Ксении Ферапонтовны, на мгновение свой взор останавливает на многочисленных массивных перстнях, затем целует руку и, нежно похлопывая по пухленькой ручке, с кавказским акцентом говорит:
– Ксэна Ферофантовна, солнушка, да зарэза эщо два гарнитур импортни нужна. С Элэной дагаварилса я, но анна гаварит – твой сагласи нужна.
– При чем здесь Елена? – возмущенно отвечает Ксения Ферапонтовна. – Я главный товаровед или она? Смотри, как бы я свое вето не наложила на эти операции. Завтра придешь в контору, там поговорим.
– Паниатно! – еще раз целует ее руку и, помахав ручкой, с гордым видом отходит к своему столу.
Ксения Ферапонтовна, которая своим бегающим взглядом всегда успевала наблюдать, что творится на 360 градусов вокруг, первой заметила, что в ресторан вошли Мария Васильевна с Павлом, и обратилась к Петру:
– Петя, сынок, вот уже и подошли Мария Васильевна с Павлом. Проводи их сюда.
Петр встает и направляется мимо танцующих в центре зала к входу в ресторан. Там только что вошедшие Мария Васильевна, Павел и Антонина стоят и взором ищут своих в полумрачном зале. Тут подходит к ним Петр.
– О! Здравствуйте, Мария Васильевна, – говорит Петр и, высоко подняв ладонь, направляет ее в сторону Павла.
Павел тоже высоко поднимает правую руку и резко бьет по ладони Петра. Такой у них способ приветствия.
– Здравствуй, сынок, – отвечает Мария Васильевна и, обнимая Петра, целует в щеки три раза. – Мама уже здесь?
– Да, столик там, в самом углу, проходите, – показывает жестом направление и обращается к Павлу, показывая на Антонину. – Твоя девушка?
Павел улыбается и утвердительно кивает.
– Что ж ты мне ни разу не показал ее, не рассказывал о ней? – произносит Петр и протягивает руку к Антонине. – Петр.
– Антонина, – отвечает она и пожимает руку.
– Такая симпатичная подруга моего брата, а я впервые вижу.