Суд
Шрифт:
– Вы полагаете, что наш жизненный подвиг должен быть завершен содействием вашим трудам? – ехидно спросил О'Ши.
– Я, полагаю, что пора будить Ван Ваттапа, чтобы он проследил за состоянием Дрона Лущи и шерифа Хадбаллы, – ответил асессор.
– Дрона Лущи, которого сами же насадили на крючок и опустили во тьму, чтобы посмотреть, чьи там челюсти клацнут? Асессор, да вы гуманист! – укоризненно сказал О'Ши.
Ему легко говорить!
4
Асессор сощурился в темноте, головой потряс, но приторное сновидение не сплывало, липло к памяти, словно патока к рукам. Открывает он платяной шкаф, и
Эк пробирает. Того и гляди, сорвешься и начнешь метаться по темным этажам в поисках выхода. Метаться неистово, однообразно и безуспешно, как зверь в клетке. Зверь, который, как тебя убеждали, стоит далеко позади по своему умственному развитию. Н-да, обстановочка!..
А ведь он в автобусе. Спит в автобусе на кресле, и все тело ноет от сидячего сна, ноет так, что больше не заснуть.
Он вздохнул, нашарил кнопку под окном, нажал, и стекло посветлело, стал виден тускло освещенный зал, серые складки пыли на грубо беленной неровной стене… Тишина.
Не получалось с людьми. Кабы рассадить их по одному, дать каждому дело, а самому бдеть да обходить их с душевным разговором, – сорок восемь часов, назначенные Ван Ваттапом, тихо-мирно прокатились бы. И за это время сложилась бы основа, ну, не понимания, так хотя бы взаимной терпимости. Что будет дальше, неведомо, но легче бы пошло…
Не было ни сил, ни придумки на такой распорядок.
Разбуженный Ван Ваттап, цедя туманные и односложные ответы на вопросы, спешил к шерифу. Минут сорок в препараторской длилось нечто вроде чернокнижного действа. Потом шерифа, словно спящую царевну, увозили в докторский будуар, с Ван Ваттапа градом катил пот. Он уныло твердил, что должен отдохнуть, плелся в «двадцатку», окидывал взглядом дисплеи и самописцы, делал одно-два переключения и в изнеможении рушился на топчанчик в дежурке, требуя, чтобы его заперли. Это уже повторилось трижды. В первый раз это хоть как-то заслуживало доверия, но чем дальше, тем больше походило на комедию. Или на коварную дипломатию: оттянуть события любой ценой, а там видно будет.
Тощий, выговорившись, ослабел, начал клевать носом. О'Ши, наоборот, понесло. Он говорил, говорил, говорил, начал повторять одно и то же. Наконец сам заметил это, осекся и надолго затих. Тогда асессор предложил дежурить вдвоем: сначала дежурят он и О'Ши, потом тощий, отдохнув, подменяет журналиста, а тот, в свою очередь, подменит асессора. Каждый четыре часа дежурит, а потом два часа отдыхает. Тощий согласился, как за соломинку схватился, и побрел спать в комнату Нарга. О'Ши попытался осмыслить систему – не получилось, попробовал сострить по этому поводу – не получилось, промямлил: «Вам лучше знать, асессор. Это у вас в крови» – и замер, тупо разглядывая щит.
Потом проснулась Джамиля. Вернее, асессор растолкал ее, велел привести себя в порядок и отвел в кабинет. Завидя «молодую красивую даму» (Джамиле на вид было года двадцать два, а насчет красоты уж всяк по-своему судит), О'Ши оживился, вспомнил, что галантен и блестящ. Но Джамиля глядела волком, говорила крикливо и злобно.
Он кратко объяснил Джамиле, кто они, зачем сюда пожаловали и в каком положении оказались.
Джамиля хмыкнула.
– Чуткий слух, тонкий нюх, зоркий глаз! Жаль, я вас всех разом не перестреляла. Воздух чище был бы.
– Это мы тут начадили – не продохнуть. Правда? – подхватил асессор, кивая на щит. – Откуда шер-ханиё?
– А вам какое дело?
– Знакомое снадобье. Один большой учитель им сопляков морочит. На прощание.
– Лжете!
– Лгу? А кого отсюда в разгар концерта, как малое дитя, в постельку унесли? Вы меня, людоеда, или людоед вас, паиньку?
Джамиля промолчала. Крыть-то нечем…
– Как вы узнали историю Лущи-Бро? От него самого?
– Упаси боже! По словечку, по фразочке. То Нарг спьяну болтнет, то за Ван Ваттапом клочок черновика подберешь, перед тем как сжечь. Произвели над Лущей какую-то гнусную операцию. Вроде мозги пересадили, и получилось. Но плохо.
– Что побудило вас дать Луще-Бро газету со статьей Раффина?
– Я решила: или пускай он повесится, или пускай поможет мне посчитаться с Наргом. Приедете вы, не приедете – мне было плевать. Мне бы только Нарга взять! Ван Ваттап – дохляк, с ним ребенок справился бы. Мы его в кабинете взяли. А Нарга скрутили сонного. Уиллард все о сыночке пекся. Пришлось ему дозволить привязать Нарга так, чтобы он мог кнопки нажимать. Отправила я Уилларда наверх, и настал мой час! Нарг, он гордый был, сутки я его ломала. Тут, в кабинете, динамик есть: все слышно, где что говорят. Я велела Наргу переключить его, чтобы слушать туннель. «Если сюда кто-нибудь пойдет, – думаю, – застрелю обоих и концы в воду». И проворонила, дура. Развязался он. Как услышал вас, шасть к щиту, хлоп по кнопке!
– Почему?
– А я откуда знаю? Он не объяснил. Получил свое. Жалко, что рано. Мне бы еще часика два – я бы его додавила.
– Как вы достали автомат?
– Отстаньте! Весь мир битком набит этой дрянью, их каждый день по сто тысяч штампуют! Куда ни повернись, они рядами стоят. А возьми его в руки, так сразу начинается: «Где взяла? Какой ужас!» Взяла, и все. На улице нашла. Главное, что пригодился. Может, еще спросите, где меня учили стрелять?
– Меня сейчас больше интересует, где здесь телефоны для связи с верхом.
– Нет их здесь. У Нарга даже поговорка была: «Не заводите дела поблизости от Белла».
– «Он кормится словами, оброненными вами», – продолжил асессор и в ответ на удивленный взгляд Джамили пояснил: – Это из песенки. Лет десять назад была такая популярная песенка. Кто такой Белл, знаете?
– Нет.
– Изобретатель телефона. С этим изобретением вышла любопытная история, я ее вам при случае расскажу, – пообещал асессор и, пользуясь минутной разрядкой, сменил тему и тон разговора: – Благодарю за доверие и прямоту, но, скажу вам прямо, над этим рассказом надо поработать так, чтобы он вас не мучил – это раз! – и выручил – это два. Слушателей у вас будет много, поверят они вам не вдруг, а повторять придется не однажды. Тут я мог бы вам помочь, кое-какой опыт у меня есть. Не фыркайте, не фыркайте, я дело говорю. Попробуйте вслушаться, мне вас медовыми речами обольщать ни к чему. Я у вас в долгу за то, что помогли мне сюда попасть. Конечно, вы своего добивались, а не мне помогали, но уж так вышло, что помогли. И помогли, заметьте, когда действовали умно. Рискованно, но умно, и страстям особой воли не давали…