Судьба боится храбрых
Шрифт:
— Тимоэ, тебе смешно? Почему? — спросила она, прервав очередной свой рассказ.
— Нет, — сказал Тим, сглотнул и добавил: — Мне не смешно.
Ему было уже совсем-совсем не смешно и довольно страшно.
Фэй Раш внимательно на него посмотрела, но ничего не сказала. Отвела взгляд и продолжила истории про всякие чудеса, которые умеют делать волины с собственным телом. Тим перевел дух и осторожно вытер пот со лба. Вроде пронесло… хотя, если она наябедничает Ашеру Камо, куратор наверняка устроит ему веселый вечер. А она может. Наверняка наябедничает… Тим тихонько вздохнул, отогнал тоскливые мысли и слушал дальше — до самого конца урока. Урок, поскольку он был первым, был обзорным — совсем без практических занятий. Из всего, что говорила Фэй Раш, Тим вынес два важных вывода. Первый, что волины — охренеть насколько крутые. Он это вообще-то и раньше знал, но думал все же, что они что-то типа джедаев из «Звездных войн». Или там «Людей Икс» каких-нибудь. Короче, обычные люди с супервозможностями. А оказалось, что волины и в воде не тонут, и в огне не горят, и еды им толком не надо, и питья, и
А вторым выводом было то, что Тиму преуспеть в этом предмете тоже явно не светило. Потому что во все, что своим глубоким контральто пела Фэй Раш, Тим верил даже меньше, чем тому, что говорилось на всех других уроках. И как заставить себя поверить — не представлял. Это все равно что поверить во взаправдашность какого-нибудь рисованного мультяшного супермена. Смотреть фильмы и мечтать о сверхвозможностях — совсем, оказывается, не то, что развивать их на самом деле. Только своей волей и верой. Даже без приборчиков и тренажеров специальных. Вот если б как в «Матрице»: раз — и флэшку с «волей в бездействии» в мозги воткнуть — тогда другое дело. А тут, видите ли, все, что необходимо, оказывается, в мозгах уже есть. Ага. Может, у них и есть. А вот насчет себя Тим иллюзий не испытывал. Благо за шестнадцать лет жизни доброжелательное окружение в виде родителей и учителей вдолбило Тиму, что если уж и есть у него некоторые, не сильно выдающиеся способности к математике и программированию, то, например, в спорте и химии он полный ноль. А где ноль — так что там стараться: сколько ни прибавляй усердия, помножая на ноль, получаем ноль. Согласно законам любимой земной математики.
От этих мыслей настроение его испортилось окончательно, и на следующий урок он направился в самом мрачном расположении духа, и ни капли не удивительно, что следующим уроком оказалась физра.
Тим сразу все понял, увидев, как ученики выходят во двор, скидывают свои нехитрые одежды и, оставшись в одних набедренных повязках, выстраиваются в неровную шеренгу. Там, дома, физкультура была самым его нелюбимым предметом — подтягивался он от силы раз шесть-семь, стометровку пробегал неплохо, но на больших расстояниях быстро «умирал», а всякие баскетболы с футболами не давались ему вообще. Во всяком случае, когда класс делился на команды, его выбирали одним из последних. Мама хмурилась, когда он приносил в дневнике очередной трояк по физре, хмурилась, но ничего не говорила. А отчим частенько проезжался насчет «интеллигентских мышц» — он-то сам был в молодости КМС по греко-римской борьбе, да и сейчас форму старался поддерживать. А еще Тим терпеть не мог физкультурную одежку — в этих дурацких красных трусах и белой футболке он чувствовал себя форменным идиотом, что не могли не заметить окружающие. Короче, физру Тим не любил категорически. Уже здесь он пару раз задумывался, есть ли что-нибудь подобное в этойшколе, но, подумав, решил, что — нет. Зачем волину себя тренировками изматывать? Он просто решит, что он — чемпион мира по кун-фу, и так и будет — разве нет? Эта мысль тогда доставила Тиму некоторое облегчение — не то чтобы он был готов удрать на другую планету к феодальным коммунистам с садистскими наклонностями, лишь бы избавиться от нелюбимого предмета, но отсутствие физкультуры здесьпоказалось ему довольно весомым преимуществом его нового положения. И вот — пожалуйста. Можно подумать, тут других уродских предметов мало кроме физры!
Смутно надеясь, что он понял происходящее неправильно и что все обойдется, Тим разделся до трусов и встал с левого края шеренги. Здесь, похоже, по росту выстраиваться было необязательно, да и ступни в линейку никто не выравнивал. Тим посмотрел на носки своих кроссовок (настоящие рибоки, кстати, отчим подарил, когда потеплело), скосил взгляд на босые ноги одноклассников, но разуваться не стал. Этим что — они небось сызмала босиком бегают, так что у них кожа на пятках в два сантиметра толщиной. А Тим босиком ходить не любил — неприятно, да и порезаться недолго. Поэтому он поднял взгляд, выпрямился и принялся ожидать… чего-нибудь. Минут через пять появился низкорослый, мрачного вида тип, прошелся пару раз вдоль шеренги, разглядывая учеников хмурым взглядом из-под мохнатых кустистых бровей, потом встал в стороне и принялся тоже чего-то ждать. Тим приободрился — на урок это было похоже мало. «Может, медкомиссия какая?» — подумал он с надеждой.
Тут со стороны здания послышалось бряцание и металлические лязги. Тим осторожно повернул голову и увидел двух слуг с разрисованными паутиной лицами, согнувшихся под тяжестью длинного цилиндрического ящика. Слуги с заметной натугой вытащили ящик на плац перед строем учеников, с лязгом бухнули его на землю и поспешили обратно. Пока Тим, скашивая глаза, пытался разглядеть содержимое ящика, на плацу опять появились двое слуг с очередным ящиком — этот вроде был полегче. Во всяком случае, над этим слуги так не пыхтели. Тим бросил бесплодные попытки разглядеть содержимое ящиков и перевел взгляд на стоявшего в стороне бровастого мужика. Тот, словно только этого и ждал, шумно шмыгнул и произнес громко:
— Четные — берите мечи, нечетные — шесты.
Тим озадаченно хлопнул глазами, но тут шеренга пришла в движение и направилась к ящикам. Причем часть пошла к одному, часть к другому. Тим проводил учеников недоуменным взглядом, но тут же сообразил — ага, на первый-второй рассчитайсь. Вздохнул: все-таки физра — и, поскольку оба его соседа направились к легкому ящику, поспешил к первому — тяжелому. В ящике лежали палки — в рост человека длиной и толщиной с черенок для лопаты. Деревянные вроде. Тим ухватил было легкомысленно палку одной рукой, как это делали все остальные ученики, но тут же прищемил пальцы, охнул и уже двумя руками с трудом вытащил палку из ящика. Палка была и в самом деле деревянной, но концы ее, длиной по полметра с каждой стороны, были окованы железом, так что вес у палки выходил недетский — кило на семь-восемь она тянула точно. Тим поставил палку вертикально, освободил одну руку и почесал указательным пальцем кончик носа. Это что, местный спортивный снаряд? Что там говорил тот тип? «Шесты и мечи»? Тим быстро обернулся ко второму ящику и прерывисто вздохнул — ученики отходили от него, держа в руке узкие блестящие полоски металла. «Черт! — подумал Тим. — Ну почему мне какую-то хрень деревянную, а им — мечи? Хотя чему удивляться — когда это мне на физре везло?» Ученики тем временем возвращались в строй, и Тим остался на плацу один. Заметив это, он с некоторым трудом поднял шест и быстрым шагом рванул на свое место. Но не успел.
— Займите позиции! — настиг его зычный голос на половине дороги, и шеренга опять пришла в движение — ученики с шестами занимали места напротив учеников с мечами. Тим покрутил головой, обнаружил свободное место и поспешил туда. Незнакомый Тиму невысокий ученик глядел на него безразличным взглядом, держа в руке наклоненный к земле меч. Тим, стараясь не выдать интереса, принялся его разглядывать — меч, разумеется, а не ученика. С расстояния двух метров меч не выглядел учебным или бутафорским, нет, черт побери, он выглядел совершенно стопудово настоящим. И очень острым. Тим поежился и сглотнул. Не собираются же они…
— Начали! — прозвучал над плацем громкий голос, и стоявший напротив паренек метнулся к Тиму, поднимая меч. Тим дернулся, неловко ткнув шестом навстречу атакующему, но того это ничуть не смутило — ловким движением он скользнул мимо шеста, и его меч ринулся вниз, к ничем не защищенной груди противника. В последний момент Тим отшатнулся, выронил шест, и меч пролетел вниз, легонько чиркнув слева по ребрам. Нападавший ученик опустил меч и сделал шаг назад. Тим перевел дух.
— Ты чего, с ума сошел… — начал он, опуская взгляд на собственную грудь, и замер, подавившись продолжением фразы. Там была вовсе не царапина, а глубокий разрез, начинавшийся от ключицы и идущий до самого живота. В глубине раны виднелись белесые прожилки, а посредине смутно белел какой-то выступ. «Это ребро, — отчетливо прозвучало в голове Тима, — реб-ро». Тим никогда не видел таких серьезных ран, не то чтобы самому их получать, поэтому стоял сейчас столбом, внимательно разглядывая бордовую полосу, выглядящую очень неуместно и даже вызывающе на бледной незагорелой коже. Ниже ребра стенки раны были не видны из-за обильно текущей крови. Светло-голубые трусы Тима уже изрядно почернели спереди и потяжелели. Больно не было — рану только чуть-чуть жгло, да еще ощущался там легкий холодок, не столько болезненный, сколько шокирующий: не бывает так — под кожей — холодно! Теплая струйка скользнула по ноге Тима, и он встрепенулся — этак и кровью истечь недолго! Он быстро сжал рукой края раны, и они тут же отозвались острой жгущей болью. Тим всхлипнул и осторожно сел на землю — вдруг сильно закружилась голова. — Чё стоишь? Помоги! — растерянным голосом обратился он к своему недавнему противнику, но тот даже не шелохнулся, продолжая разглядывать сидящего Тима безразличным взглядом. И этот взгляд сказал Тиму куда больше, чем все предыдущие дни и уроки, — в нем не было ни интереса, ни сочувствия, ни страха, ни удовлетворения — ни-че-го. Ничегошеньки — на стенку так можно смотреть, а не на человека, которого только что чуть не убил. Он осмотрелся — соседние пары продолжали лихо сражаться друг с другом, не обращая на истекающего кровью Тима ни малейшего внимания. Видимо, предполагалось, что раненый должен сам себя залечить. В голове зашумело, все звуки отодвинулись куда-то далеко на задний план, остались только звуки сердцебиения да его, Тима, частого дыхания. «Вот и все, — прошептал он, закрывая глаза. Вдруг вылезла гордая мысль: — А я все же не орал и не плакал, надо же — как мужчина… клево…» — Тим даже улыбнулся легонько неуместности этой мысли.
— Руки убери! — вдруг донесся до его сознания чей-то голос, и Тим тут же понял-вспомнил, что этот голос не в первый раз просит его убрать руки. Он открыл глаза и обнаружил сидящего перед ним на корточках мужика, того самого — бровастого. Видимо, это был местный физрук.
— Там… кровь, — попытался слабым голосом объяснить Тим, но физрук и ухом не повел — просто сжал запястья Тима своими лапищами и, легко преодолев его слабое сопротивление, развел руки в стороны. Рану снова начало жечь, кроме этого добавилось какое-то неприятное дерганье. Тим сглотнул и открыл рот, собираясь сказать: «Зашить, наверное, надо?» — но у физрука было свое мнение на этот счет. Учитель пару секунд поразглядывал рану мрачным взглядом, хмуря и без того внушительные брови, потом взял и с силой провел ладонью прямо по ране сверху вниз. Плавно, но быстро, так что Тим даже отшатнуться не успел, только всхрапнул задушенно от вспышки острой боли. Снова закрыл глаза и сжался, но боль вдруг неожиданно закончилась. И вообще — все неприятные ощущения тоже закончились.
— Поднимайся, — сказал голос у него над ухом.
Тим открыл глаза и посмотрел на рану — ее не было. Бордово-черная полоса все так же тянулась от ключицы до черных от крови трусов, но раны под кровью уже не было. Тим, не веря своим глазам, потрогал кожу. Сначала несмело и осторожно — кончиками пальцев, потом, убедившись в отсутствии неприятных ощущений, потер ладонью — под подсыхающей кровью обнаружилась целехонькая гладкая кожа, без малейших следов недавней раны — даже шрама не осталось.