Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй
Шрифт:
А если расследуется дело против государства (республики или императора) и свидетельство раба необходимо для изобличения государственного преступника? Государство превыше всего! Но и закон нарушать тоже нельзя! Что же делать? В этом случае раба у преступника принудительно выкупали, он становился чужим и по закону уже мог свидетельствовать против старого хозяина. Таким образом право собственности не нарушалось.
Право собственности в Риме было настолько священным, что даже после падения Республики и установления монархии, когда власть императора казалась абсолютной, император Тиберий был вынужден просить хозяина раба-актера дать тому свободу. Этого требовала восхищенная искусством актера толпа. Тиберию хотелось толпу уважить, но не мог же он беззаконно отнять чужое имущество! Это вам не ЮКОС какой-нибудь…
Ну а предположим, что раб украл что-то не у своего хозяина или испортил чужую собственность? Поскольку раб — вещь хозяина, на хозяина и обращается иск: чтоб следил получше за своими вещами и не допускал порчи ими чужого имущества. Но тогда получается неприятный парадокс: хозяин зависит от своего раба! А если раб напортит на миллион? Закон и этот вопрос урегулировал. Стоимость иска к хозяину за деяния его раба не может превышать стоимости самого раба, «так как несправедливо, — гласил закон XII таблиц, — чтобы его вредность стоила господину больше, чем стоит его тело». Четкая нация…
Ну а теперь еще один парадокс античности. Учитывая, как мы уже сказали, что античность привела «к необычайно широкому для аграрных обществ распространению рабского труда», давайте сравним «степень свободы» в деревенской и городской империях. На первый взгляд, античность в этом смысле выглядит злее — там рабы, а в аграрной империи — хоть и «прописанные» на земле, но номинально свободные крестьяне.
Однако положение крестьянина от положения раба практически не отличается. Разница только в том, что раба продают отдельно, а крестьянина, как правило, вместе с землей. В деревенской империи соотношение крестьян и знати 9:1, то есть 90 % подданных деревенской империи — подневольные люди, крестьяне. Оставшиеся 10 % — военное сословие, знать, которую тоже особенно вольной не назовешь, они и сами часто называют себя рабами государя. В любой момент по прихоти деспота любого из них могут схватить и отправить на эшафот.
А вот в античных городах количество рабов не превышает 30 % всех жителей, остальные — свободные граждане. Остро ощущающие и ценящие свою свободу.
Еще раз: демократия, закон, общественная договоренность о допустимых налогах плюс острое ощущение личной свободы — вот те черты, которые передались по наследству европейской цивилизации. И проросли в ней удивительными побегами.
Часть 3
Будет день, и погибнет великая Троя…
Задолго до того, как Ашурбанипал сжег Вавилон и воздвиг на костях врагов свой мощный трон, как Ниневия, логово львов, пала, подобно ливанскому кедру, а в Иране среди бедных пастухов вырос маленький Кир, на западном берегу Африки поднялся город Карфаген.
Благородство и выгода редко совпадают…
Раз у нас не осталось больше врагов на всем свете, что же будет с республикой?
Кольценосцы
Когда-то на Земле жили два вида разумных существ — кроманьонцы и неандертальцы. Это действительно были разные биологические виды, действительно разумные, со своими довольно развитыми культурами. И те, и другие изготавливали орудия, хоронили своих мертвых и даже клали в могилу цветы… Ну, чем не жизнь? Дружили бы себе потихоньку, в гости бы ходили…
Однако, разумный вид — это вид универсальный. Коала может жить только там, где произрастают эвкалипты, муравьед — только там, где водятся муравьи. Это специализированные виды. А всеядное, да еще хитрое существо может жить везде. Универсал. Для него вся планета — экологическая ниша. Система стремится занять экологическую нишу полностью, растекается по ней. И если встречает аналогичную систему, начинает с ней конкурировать.
Итог конкуренции двух систем — неандертальской и кроманьонской нам с вами известен: наши победили. Нет больше на Земле неандертальцев. Геноцид удался на славу. Боливар не вынес двоих. Дальше пошла социальная специализация — внутривидовая конкуренция на уровне социального обустройства. Одни сообщества, например, алеуты, специализировались на жизни в условиях севера, другие выращивали виноград и оливки, третьи крестьянствовали на великих равнинах.
Средиземноморье, где так прекрасно растут оливки, виноград, инжир — это одна ландшафтная экологическая ниша. В которой лицом к лицу встретились, помимо всякой мелкой шелупони, два великих социальных организма — Рим и Карфаген. Точнее, один великий — Карфаген, и один претендующий на величие — Рим. В одну битву, в одну войну, в один век эта схватка не уложилась.
Те, кто отдыхал в Тунисе, наверняка ездили на экскурсию посмотреть развалины Карфагена. Потому как в школе чего-то слышали… Так вот, вам показали не тот Карфаген. Дурят нашего брата! Вам показали Карфаген римский. А тот Карфаген, настоящий, карфагенский был немножко в другом месте. И по мощи… нет, даже не по мощи, потому что мощь обычно ассоциируется с чем-то военным, а по величию своему, по своей огромности этот город ничуть не уступал Вавилону, Александрии… Про Рим я даже не говорю, потому что Рим той поры представлял собой весьма унылое зрелище, что отмечали буквально все приезжие. Кривые, узкие улочки, маленький заштатный городишко. Далеко ему еще до миллионника!
А в Карфагене накануне Третьей Пунической войны (III век до нашей эры) жило около 700 000 человек. Огромный торговый город неподалеку от устья реки Баград, окруженный плодородными долинами, поражал видевших его иноземцев. Город был опоясан тройной широкой стеной. Внутренняя стена была полой и двухярусной. На втором ярусе располагались войсковые конюшни для 4000 коней и казармы для 20 000 пеших воинов и 4000 всадников, на нижнем — помещения для 300 боевых слонов. Здесь же находились хранилища пищи для слонов и лошадей.
Карфаген стоял на берегу залива — естественной гавани, в котором были оборудованы причалы для одновременной разгрузки 220 кораблей, узкий вход в залив перегораживался цепями. Со специальной смотровой башни командующий карфагенским флотом мог просматривать всю акваторию. Город-гигант. Город-порт.
В самом Карфагене приезжих восхищали шестиэтажные дома, широкие проспекты, пышные восточные храмы, украшенные изнутри золотом и изумрудными полупрозрачными колоннами с внутренней подсветкой. У входа в некоторые храмы лежали ручные змеи в корзинах. Радовала глаз пестрая городская толпа, шумные рынки, встречные вельможи, разодетые в цветастые одежды. На каждом пальце знатного карфагенянина блистали золотые кольца. А у некоторых золотые кольца сверкали даже в носу!
На чем поднялся Карфаген? Да уж, конечно, не на сельском хозяйстве, от трудов праведных не наживешь палат каменных… Торговля! Карфаген, расположенный на перекрестии морских путей, стал центром обмена западных, восточных, южных товаров. Сюда стекались слоновая кость и рабы из Судана, сардинское зерно, страусиное перо и золотой песок из центральной Африки, серебро и соленая рыба из Испании, оливковое масло из Сицилии, греческие художественные изделия, египетские и финикийские ковры, керамика, эмаль и пресловутые стеклянные бусы, на которые карфагенские купцы меняли золото у туземцев… Сельское хозяйство, хоть и не было главной темой на этом празднике жизни, тоже приносило какие-то бабульки, причем аграрные знания карфагенян были так высоки, что римский сенат распорядился перевести на латинский язык 28-томный труд карфагенянина Магона о сельском хозяйстве. Было у Карфагена и свое производство — здесь, например, делали знаменитый пурпур — ярко-красную краску из морских улиток-багрянок, которой окрашивали ткани.