Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй
Шрифт:
Плутарх так писал об этом: «Выступить с обвинениями даже без особого к этому предлога вообще считалось у римлян отнюдь не бесславным, напротив, им очень нравилось, когда молодые люди травили нарушителей закона, словно породистые щенки диких зверей…»
Задачей врагов Сципиона, которые действовали руками науськанных юнцов, было унизить величайшего гордеца, который всю жизнь не считал для себя возможным перед кем-либо в чем-либо оправдываться. Долгое время он был практически единоличным правителем всей Испании, привык к всеобщему подчинению… Как унизительно ему будет выйти на Форум в рубище и оправдываться перед зеленым юнцом, который обвинит его в растрате захваченных в одном из поверженных городов денег!
Не вышло. Сципион пришел на судилище в белой тоге, гладко выбритый, с венком победителя на голове. Он не собирался ни в чем оправдываться. Не обращая внимания на всю судебную канцелярию и обвинителя, он повернулся лицом к народу и сказал:
— Сегодня годовщина моей славной победы. Пойдемте славить богов, пить-гулять, возрадуемся…
Повернулся и пошел. Огромная толпа, пришедшая поглазеть на унижение великана, на мгновение замерла, потом вдруг радостно взревела и повалила за своим кумиром. Растерявшиеся судейские какое-то время обалдело смотрели на происходящее, а потом побежали за всеми. Побежал даже обвинитель, «вопя здравицы громче всех», как отмечает Валерий Максим.
Но Сципион понимал, что подобный трюк проходит только раз. И что его будут звать на суд снова и снова, пока не растопчут, а главное — будут прессовать из-за него его друзей и родню. И он, создавший Риму мировое имя, уехал из любимого города в отдаленное поместье вместе с Эмилией, так долго ждавшей его с разных войн. Навсегда. …Не хорони меня в Риме…
Цивилизация против Традиции
Кто же так несправедливо поступил со Сципионом?
Не важно кто, важны причины. А они крылись в том, что в это переломное время на улицах и площадях Рима, а главное, в головах римлян столкнулись две волны — Варварства и Цивилизации, Древности и Современности, Прошлого и Будущего, Деревни и Города.
Тусклый провинциальный Рим стал превращаться в мегаполис. То есть в Цивилизацию мирового уровня. До того Рим был цивилизованным только относительно-относительно испанских дикарей, например. А тут…
Словно прорвало какую-то плотину — вот что это напоминало. Римляне последние два десятка лет жили с чужим мечом над головой — по стране разгуливало враждебное войско с непобедимым полководцем, само существование Римской республики было под вопросом. И вдруг все резко изменилось. Не только исчезла угроза отечеству, но и само отечество вдруг взлетело на седьмое небо хозяев мира. У римлян теперь не было врагов. Не врагов вообще, но врагов равных, таких, какой была Карфагенская республика. Победители вдруг осознали в полной мере то, что поняли уже все в Средиземноморье — Рим теперь правит вселенной! Кессонная болезнь.
Веселящий газ ударил в головы римлян. Начался знаменитый римский ренессанс. Рим стал стремительно преображаться. Доселе он представлял собой довольно унылое зрелище. Вот как описывает город Плутарх: «Рим не имел и не знал ничего красивого, в нем не было ничего привлекательного, радующего взор — переполненный варварским оружием и окровавленными доспехами, сорванными с убитых врагов… он являл собой зрелище мрачное, грозное и не предназначенное для людей робких».
Близко познакомившись с тем, как обитают люди за границей, римляне вдруг открыли для себя, что можно, оказывается, жить не только в аскезе и сплошных тяжких трудах, как диктовала им вчерашняя мораль, но и в развлечениях. Комфорт! = Гедонизм! = Цивилизация! = Культура!..
Заграница произвела на римских солдат и центурионов то же впечатление, что на русских солдат периода наполеоновских войн произвели виды и установления Европы. В Риме появился масскульт в виде легких греческих комедий, начались пирушки и гулянки, в город зачастили знаменитые иностранные актеры. Римляне открыли для себя нечто невиданное доселе — деликатесы. Огромной популярностью стали пользоваться необыкновенно приготовленные блюда, а раб, умеющий хорошо и интересно готовить, стал стоить бешеных денег… В пьесах этого периода одни герои-римляне — поклонники греческой культуры — называют других героев-римлян — поклонников старых суровых традиций — «варварами-кашеедами». Потому что извечная римская крестьянская еда — каша — стала ассоциироваться с примитивностью и варварской простотой.
Город начал украшаться греческими статуями, фонтанами… Римляне больше не желали, как их предки, жить в темных и тесных домах — начался строительный бум, возводилось жилье по лучшим мировым стандартам. А внутри жилищ помимо окровавленных военных трофеев предков стали появляться украшения в современном понимании этого слова — бронзовые статуэтки, вазочки, дорогие столики из наборного дерева, приличная посуда, греческие диваны на бронзовых ножках, ковры и картины…
Как когда-то дикие степные кочевники, завоевавшие китайские, азиатские и европейские города, оцивилизовывались, впитывали чужую культуру и оседали на месте («выпадали в осадок», как я это называю) под влиянием Города, так римляне, словно губка, жадно впитывали греческую культуру.
Кстати, по поводу оседания… Масинисса, получивший после Второй Пунической из рук Сципиона обратно свое царство и успевший нанюхаться цивилизованной жизни, пообщавшись со Сципионом — большим знатоком греческой культуры… так вот, став царем, Масинисса начал энергично цивилизовывать свое царство и осадил свой кочевой народец на землю. А потом возмечтал завладеть Карфагеном… Так же как нынешняя Америка не дает спокойно жить современным варварам из Глобальной Деревни, Карфаген вызывал у окружавших его диковатых народов двойственное чувство — они ненавидели великую цивилизацию как средоточие всемирного зла и вместе с тем ужасно завидовали богатому городу и хотели жить, как живут в Карфагене. Аналогичные чувства вызывал у варваров позже великий Рим…
Ренессансный Рим бурлил, как котел. Пьесы, философские рассуждения о сущности и смысле бытия, астрономия, математика, механика, поэзия, литература, история, пиры, увеселения, развитая кулинария — все это возникло в победившем Риме как бы вдруг. Затрещали устои…
Это был системно-необходимый процесс культурного насыщения. Можно, будучи варварской Деревней, завоевать цивилизованный Город, но нельзя удержать завоеванную цивилизацию, будучи непроходимой деревенщиной. Нельзя править народами, не имея культурной элиты, не зная, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. А многие знания неизбежно ведут к гуманизации социальных отношений и смягчению нравов. Мягкие руки ученого «не конгруэнтны» мечу и оралу. Человек, посещающий спектакли, читающий книги, привыкший к рефлексии и ощущению собственной самоценности, с меньшим успехом может считаться стойким оловянным солдатиком: он больше не оловянный…
И вот уже среди римлян, полагавших раба вещью, начинают появляться люди, сомневающиеся в человечности самого института рабства. Это сначала проявляется в философских рассуждениях, а потом, как обычно и бывает, проникает из науки в масскульт. Скажем, одна из народных пьес Плавта выплескивает на римского обывателя прямую мораль: относись к рабу человечно, судьба превратна: он вчера был свободным — теперь раб, а ты или твой сын-солдат сегодня свободны, а завтра — тю-тю…
Как заметил один из друзей Сципиона, Ганнибал пришел в спящую Италию и разбудил римлян. Он был прав лишь отчасти. Не Ганнибал, а победа над Ганнибалом пробудила Рим. А победу, как и всю африканскую кампанию, затеял и сотворил один человек. Так же, как ганнибалова война в Италии держалась волей одного человека — самого Ганнибала, так и победа Рима во Второй Пунической была принесена Риму волей и упрямством одного Сципиона. Он был символом времени, сияющим пиком, маяком, на который ориентировалась эпоха.