Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)
Шрифт:
Покачав головой, Рапсодия проверила, все ли у нее в порядке.
– Нет. Меня больше не нужно оберегать. Я могу сама за себя постоять. Грунтор знает это лучше других, он сам меня научил.
– Да, конечно. Но ты то и дело рискуешь жизнью. Если ты и дальше намерена вести себя в таком же духе, выбери по крайней мере достойную цель, чтобы, если ты умрешь, а вслед за тобой и Грунтор, это было не зря.
Рапсодия посмотрела ему в глаза и выдержала его прямой взгляд.
– И какую же цель ты считаешь достойной?
– Помочь болгам стать народом, превратиться в людей, пусть и необычной внешности.
– Я это сделала. Ты разрушил все мои начинания.
–
– Кроме того, то, что сейчас происходит, явление временное, если, конечно, нам удастся выжить после готовящегося на нас нападения. Также не следует забывать об объединении лиринов. Среди них ты будешь чувствовать себя в безопасности, хотя бы на время. Создание намерьенского альянса - пусть мне и не слишком нравится эта идея - может оказаться весьма полезным.
– И что же, по-твоему, я совершила недостойного?
Акмед засунул руку под плащ и достал флакон из гематита. Гладкий камень тускло засверкал в отблесках пламени, горящего в огненном колодце.
– Ты сочла необходимым спасти отродий демона, хотя мы все могли погибнуть. Крови одного из них было бы достаточно, остальных следовало просто прикончить. Но ты настаивала на своем и постоянно рисковала, чтобы их спасти.
– Мне казалось разумным собрать всю кровь, - пожав плечами, ответила Рапсодия, - чтобы облегчить тебе задачу. Если я не ошибаюсь, именно ты сказал, что почувствовать ф'дора - это все равно что вычленить аромат определенных духов в базарной толпе. Знаешь, Акмед, иногда ты напоминаешь мне Ракшаса: для тебя дети демона представляли собой источник крови, и не более того. А как насчет их бессмертных душ? По-моему, бесчеловечно использовать их для достижения собственных целей, а потом выбросить, как ненужную вещь. Если мы и в самом деле будем жить вечно или вроде того, я не хочу, чтобы меня мучила совесть. Думаю, и ты тоже.
Король болгов принялся расхаживать взад и вперед по усыпанному древним мусором полу сожженной пещеры.
– Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое "ничто", не знаешь, что значит "вечно". Ты никогда не была ничем. Ты родилась на ферме, была шлюхой, играла на лютне. Даже в самые трудные времена ты чего-то стоила - скота, денег, внимания. Возможно, тогда тебе казалось, будто это ничтожно мало, но ты имела свою нору, куда могла забраться, свое место в жизни. Ты думаешь, будто была никем, но ты ошибаешься, Рапсодия.
Рапсодия ухватилась рукой за его плащ. Король остановился и повернулся к ней лицом. Глядя ему в глаза, она заметила там выражение, которого никогда не видела раньше.
– Эмили, - проговорила она едва слышно.
– Мои родные называли меня Эмили. Ты прав, Акмед, даже до того, как я познакомилась с тобой, я никогда не была пустым местом. Но и ты тоже.
– Огонь у нее за спиной взвился к потолку, и Акмед заглянул в ее зеленые глаза, но уже в следующее мгновение огонь успокоился, и их снова окутали серые тени.
– Я отняла у тебя имя Брат и дала новое совершенно случайно, но это не значит, что то, кем ты был, лишилось ценности.
Взгляд короля болгов стал еще более напряженным и таким пронзительным, что Рапсодия почувствовала боль. Он долго смотрел на нее, затем поднял голову и уставился на потрескавшийся потолок.
– Ты не первая изменила мое имя, - проговорил он так, словно каждое слово давалось ему с трудом.
– Мой наставник назвал меня Братом и сказал, что это имя отражает мою сущность - брат всем, родня никому. Если бы я следовал тому, чему он меня учил, выбрал дорогу, которую он для меня открыл, я бы использовал
– Акмед с горечью рассмеялся.
– Похоже, я трачу свою жизнь на то, чтобы доказать, как сильно он во мне ошибся. Возможно, имя, получаемое нами при рождении, определяет наше будущее.
– Какое имя тебе дали при рождении?
– Рапсодия задала этот вопрос с таким благоговением, что у Акмеда сжалось сердце.
– Айск - так меня назвали. Это значит слюна, яд, отброс, оскорбление, знак заразной болезни.
– Он медленно выдохнул.
– Представь себе, каково это - родиться болгом, но вот таким...
Акмед снял вуаль и показал ей одну сторону своего лица и шею, где кровеносные сосуды трепетали под темно-оливковой кожей, впитывая каждое слово, каждое ощущение, словно он весь превратился в сверхчувствительный орган, вздрагивающий даже от легкого прикосновения ее глаз.
– Ты только представь себе бесконечное презрение, хмурые, исполненные страха взгляды, молчание и нежелание находиться рядом. Довольно долго я считал, что злые духи смотрят на меня и радуются. Если бы я знал, что такое смерть, я нашел бы способ добраться до нее, вдохнуть ее и покинуть мир. Я знаю, что значит быть ничем, Рапсодия, - меньше, чем ничем. Мне не нужна твоя жалость, я только хочу, чтобы ты знала: возможно, я понимаю детей демона лучше, чем ты.
Рапсодия покачала головой, и ее огненные локоны словно бы осветили темную пещеру, на них заиграли отблески пламени вечного источника. Она мягко провела рукой по плечу Акмеда и коснулась пальцами щеки.
– Они же не знали, что ты наполовину дракианин. А если бы и знали, ничего бы не изменилось. Они не смогли бы понять, как это важно. Болгам, твоим подданным, тоже ничего не известно о твоем происхождении. Только ты, Грунтор и я знаем правду. Да еще Элендра, но она не меньше нас мечтает расправиться с демоном. Твоя тайна спасет нас и мир, ставший для нас новым домом. Не важно, что думали болги, давая тебе имя. Ты никогда не был никем, даже тогда.
Акмед медленно вдохнул воздух.
– Я стал надеждой святого человека. Он попытался сделать меня целителем. Посмотри, что получилось из его прекрасных намерений, а ведь во мне нет ни капли крови демона. Приближающаяся война будет ужасной. Но страшнее всего то, что я не хочу ее предотвращать. Многие жители Роланда и Сорболда отдадут жизнь за ненависть к болгам, а мне все равно - меня интересует только справедливость. Болги тоже будут погибать. Прибавь это к тому, что выстрадали Грунтор, и ты, и Спящее Дитя, и все дети демона, да и многие другие. Что дали мне его уроки? Кого я исцелил в своей жизни? Спас ли хотя бы одного человека?
– Ты не можешь винить себя за то, что происходит.
– В таком случае зачем я вообще живу?
– Акмед погрузился в молчание.
– А кого ты хотел спасти?
Еще не успев договорить, Рапсодия почувствовала, как в нем открывается дверь, к которой она так боялась приблизиться.
Глубоко под землей, среди руин сокровищницы Гвиллиама, так и не увидевшей никаких сокровищ, держа в руках кровь ф'дора, которая могла им завладеть, и зная о существовании Искателей, Акмед посмотрел на Рапсодию, только что спавшую рядом с Дитя Земли, отдохнувшую, но еще не готовую к новым испытаниям. Она стояла перед ним, а он любовался ее шелковистыми волосами, сияние которых разогнало горечь воспоминаний, боль и отчаяние, затем тяжело вздохнул, стараясь не думать о равнодушном прикосновении ее пальцев к своей коже, взял руку Рапсодии, поцеловал и сжал в своих.