Судьба и другие аттракционы (сборник)
Шрифт:
— То есть он становился глубже? — спросил Арбов.
— Или речь идет об углублении Контакта, — сказала Лидия.
— По некоторым признакам, после «общения» с вами его ждет трансформация, то есть она уже началась. — Управляющий говорил так, чтобы они не поняли: пугает ли это его или радует.
Арбов и Лидия переглянулись.
— А нельзя ли… — начал Арбов.
— Нельзя, — просто, спокойно сказал управляющий.
— Мне только одно надо знать, — Лидия не ожидала, что у нее получится с такой мольбой, но ей всё равно теперь. — Одно только…
— Я понимаю, о чем вы, — не дал ей договорить управляющий, — но я не знаю. — Вдруг резко, с мукой: — Не знаю.
— Неужели вы тоже подопытный кролик? — поразился Арбов.
Ветфельд сидит на кровати. На коленях раскрытая папка, та самая, он перечитывает в который раз, пальцы, что держат краешек папки, дрожат. Другой рукой, кажется,
Своими длинными, тощими пальцами то ли пытается удостовериться в собственной реальности, то ли цепляется судорожно за самого себя.
Вскакивает, папка падает на пол, пинает папку, начинает метаться по комнате, усилием воли останавливается, поднимает папку, лихорадочно ищет нужную страницу, хватается за телефон.
— Алло! — заспанный возмущенный женский голос на другом конце провода.
— Позовите пожалуйста Джину Джонсон, то есть Джексон.
— Курт, это ты?! Хватит разыгрывать! Ты знаешь, который час? Почему не звонил? Я уже начала волноваться. И в отеле тебя не подзывали, только убеждали, что всё в порядке. Я и сама понимаю, но всё-таки. Только не говори, что забыл включить мобильник, конечно, это в твоем стиле, но…
— Мисс Джексон, сколько лет мы с вами вместе? — тупо спросил Ветфельд.
— Что?! Ты что, пьян или придуриваешься?
Ветфельд уронил трубку и повалился на кровать.
— Может, вы всё-таки скажете, наконец, в чем смысл? — говорит Арбов.
— Вы о смысле жизни? — иронизирует управляющий.
— О смысле Контакта, — не приняла его тона Лидия.
— А никакого Контакта и нет, — отвечает управляющий. — Я пытался уже с вами об этом, но вы, кажется, тогда не пожелали… Не были готовы, я понимаю так. Но не к Контакту, а к отсутствию Контакта… — Вдруг жестко: — Контакта, что пишется с заглавной и меняет судьбы человечества, нет.
— Надо понимать, что нет Контакта на межцивилизационном уровне. И речь идет о нашем взаимодействии с отдельным представителем инопланетного разума? — чеканила Лидия.
По лестнице, со второго этажа спускался Ветфельд. С первого взгляда на него все поняли, что сейчас произойдет, и встали.
Ветфельд вцепился управляющему в горло. Арбов и Лидия принялись отдирать Ветфельда. Управляющий каким-то приемом сбил захват.
Втроем пытались усадить Ветфельда, но тот, как-то странно взвизгнув, вырвался, взбрыкнул в сторону и выскочил в сад.
Бросилась за ним, но не нашли, значит, он зигзагом проскочил в другую часть сада.
Самый первый рассвет и фонари в саду, что еще не потушены.
Ветфельд на подиуме пытается вырвать деревянную лошадку из ее основания. Разодрал себе руки в кровь, не замечает крови, наконец, с рёвом опрокидывает лошадку с подиума, бросается к дельфинчику, но тот не поддается. Ветфельд от бессилия лупит руками по его счастливой деревянной морде. Вдруг, сообразив, спрыгивает на землю, ногой выбивает дверь какого-то сарайчика. Бросается внутрь, выбегает оттуда с кувалдой.
Ветфельд крушил, разбивал в щепки всех этих лошадок, верблюжат, дельфинчиков, оленей — высвобождался в эту ярость. Подбежавшие Арбов, Лидия и управляющий боялись подойти.
Разбив, уничтожив всё, Ветфельд внезапно выдохся, сник. Уронил куда-то в траву кувалду, сел на край подиума, свесив ноги. Всё никак не мог унять дыхания.
Они подошли, встали перед ним.
— Аттракцион по пересадке памяти, — наконец сказал Ветфельд. — Точней, по созданию новой. По усмотрению организаторов. — Он задыхался. — Я страдаю, радуюсь, мучаюсь совестью, обретаю свободу или же смысл по итогам не прожитой мною жизни. — Ветфельд пытался ослабить ворот рубашки, который на самом деле, давно был уже сорван. — А я понял, почему так: моя настоящая жизнь блеклая, в ней обошлось без большой любви и сильных страстей, не получилось и с творчеством, — он усмехнулся, точнее, попытался, — в меру бездарна и, в целом, правильна, да? Вот инопланетный мозг и решил всё исправить в пользу Судьбы… Во имя глубины и подлинности… Подлинность судьбы, которой не было, глубина жизни, которой не жил. — Ветфельд заметил, наконец, что изодрал свои руки в кровь, на правой ладони чуть ли не до мяса. — Мозг хотел как лучше, не так ли? Я чуть с ума не сошел, скорбя по женщине, которая преспокойно живет себе в скольких-то там часах езды отсюда, обросла детьми, внуками, жизнью. Я преодолевал катастрофу, которой не просто не было никогда — до которой не дорос, мучился угрызениями, на которые вообще не имел права, восстанавливал, собирал свою душу (это, кажется, так называется, да?), душу той выделки, которой вообще не обладал, где уж мне.
— Но вот же восстановил, — сказал управляющий. — Преодолел, прошел через…
Ветфельд достает из кармана пачку фотографий — из той самой папки.
— Вы отняли у меня всё вот это. Мои женщины, мои дети, моя жизнь… Да, согласен, всё это было не очень. Но это же было! Было.
Управляющий, Арбов и Лидия опустили глаза.
— Все мы здесь, — Ветфельд потряс пачкой карточек, — невнятные, заурядные, не слишком-то справились с жизнью. Но и невнятные имеют право на счастье! На им отведенное в судьбе и доле… Мне ампутировали жизнь, понимаете?! Завтра придет ко мне моя дочь. — Ветфельд достает фото из пачки. — Я опознаю её по снимку. А карточка не подписана, я не знаю, как её зовут. Я не чувствую к ней ничего. А ведь это дочь — в папке Лидии так написано. Я обязан её любить, а во мне нет ничего, что связано с нею. Вообще ничего, понимаете?!
— Курт! — жалостливо вскрикнула Лидия.
— Может, УЗИ показало патологию плода, — продолжал Ветфельд, — но потом не подтвердилось и мы с Сюзанной вздохнули спокойно. Были ли роды сложными, как росла, что любила, чем болела, о чем мечтала, какой у нее характер, легко ли мне было с ней или её переходный возраст стал каторгой для всей семьи? Всё это может вернуть милосердный и добрый инопланетный мозг ?! Отыграть обратно, хотя бы до того места, где Лидия, разумеется, во имя истины, за-ради подлинности и прочего вручила мне свою папку. — Поворачивает голову к Лидии. — Вы не волнуйтесь, я вам компенсирую все расходы по расследованию, как только вернусь в Штаты, вышлю вам чек или же переводом. Правда, наверное, не разом. Придется разбить на несколько частей, но, думаю, мы договоримся, к тому же я в октябре получу гонорар за книгу и тогда уж точно никаких проблем… Или я могу заплатить непосредственно детективу? Впрочем, как скажете, лишь бы вам, Лидия, было удобно.
— Это была моя инициатива, — глухо сказала Лидия, — и я не…
Ветфельд её не дослушал.
— А что, если вернуться в собственную жизнь, прикинувшись больным альцгеймером? Или же просто амнезия? Внезапная, странная, безусловно, но кто здесь сможет что возразить?! — Спрашивает Арбова. — Как ты думаешь, сразу же не разоблачат? — Вдруг начал тихо, устало: — Мозг рассчитал всё правильно: своим бывшим женщинам я не нужен, взрослым детям, в принципе, тоже. После Карловых Вар меня ждет новая работа в другом штате. Джина Джексон просто решит, что я таким образом разорвал отношения, — позвонит мне, я её не узнаю, если приедет — тоже. Назовет меня сволочью. А в случае приезда еще и даст по физиономии. Я просто-напросто приму её за сумасшедшую и тут же забуду о ней. Дальше — жизнь. Жизнь после Марии . Чтобы в сценарии, сочиненном инопланетным разумом, всё сошлось, Мария обязательно должна быть умершей. Сколько здесь гуманности и добра, не правда ли? Всё остальное сложилось само собой: могилы нет, ибо прах развеян по завещанию, её письма и фото я уничтожил, от вещей избавился (сам не зная зачем!), гениально придумано, правда? И сколько за этим угадывается моей скорби. Что касается её родителей — они умерли, с немногочисленными родственниками и без того давно уже не поддерживали связи. Всё опять сошлось, пазл сложился, придраться не к чему. Мозг не учел только любознательности Лидии. И вот теперь, — Ветфельд поднял над головой пачку фотографий, — я всё вот это, свою настоящую жизнь знаю в объеме справки, составленной детективом, приятелем Лидии . Знаю , и только, а помню : то, что сказала мне Мария перед смертью, как мы с ней каждый раз шли на рождественскую распродажу с самым серьезным, озабоченным видом, а покупали какие-нибудь забавные безделушки и смеялись потом над собственной «практичностью», как однажды поехали в отпуск в Испанию и Мария вдруг решила, что забеременела, на этот раз в самом деле, но потом не подтвердилось. — Ветфельд останавливает себя. — Такая странная победа небывшего над судьбой и жизнью… в пользу меня самого , я понимаю. За-ради глубины. Как только выдержать эту «пользу»? Жить и знать, что твоё сокровенное, счастливое, мучительное, глубинное, доподлинное — всё имплантировано в твою память по прихоти инопланетного мозга?! Может быть, мозг подскажет, как это выдержать? Научит хотя бы, как не принимать близко к сердцу, привыкнуть и чем отвлечься? — Кричит: — Как жить теперь с этим?! Как не свихнуться?! — И снова тихо, почти что шепотом. — Если б не Лидия, так бы и жил… с этим и прожил бы мне отведённое.