Судьба лейтенанта Погодина
Шрифт:
— Он не близок к «выбракованным»? — спросил Погодин.
— Дымов числится у меня в числе хороших, хотя вьется иногда около Лапочкина и Куранова. У преподавателей к нему претензий нет: аккуратен, старателен, честен.
— Нам можно с ним поговорить?
— Пожалуйста! — Парамонов тряхнул головой, завел руку за спину, большим пальцем нажал кнопку, черневшую на белой стене.
В кабинет плавно вошла женщина средних лет. Директор распорядился вызвать к нему Дымова, и она так же плавно ушла, качнув широкими бедрами. С минуту держалась неловкая тишина. Потом, сдвинув лохматые брови, Парамонов спросил:
— Что-нибудь серьезное?
— Кража из магазина, — сухо ответил Погодин.
— Неужели Дымов? Трудно поверить.
— Пока нет. Впрочем, он должен внести кое-какую ясность.
— Да? Выходит...
— Пока мы не в праве о нем думать плохо.
Колокольчиков, не сводивший взгляда с двери, легко толкнул Погодина коленом, заметив взъерошенную голову, просунувшуюся в кабинет.
— Можно? — звонко спросил подросток и, не дожидаясь разрешения, бойко шагнул через порог, остановился, поздоровался, искоса взглянув на незнакомцев, сидящих у широкого окна. Рябое скуластое лицо, настороженные, с короткими ресницами маленькие глаза не выражали ни стеснения, ни страха.
— Садись, Дымов, — директор указал на стул у стены. Подросток послушно сел, положив ладони на колени. Погодин занял место у приставного столика, думая, с чего начать разговор с Санькой. Потом вдруг спросил:
— Саша, ты знаешь Федора Константиновича Сорокина?
— Знаю.
— Он и ваш директор Агафон Романович уверяют, что ты парень честный и лгать не умеешь. Этому можно верить?
— Ну, — глухо выдавил Дымов, пытаясь угадать, кто с ним разговаривает. Он уже не раз встретился коротким взглядом с открытыми добрыми глазами Погодина, облокотившегося на приставной столик. Но ни по коричневому костюму, ни по озабоченному лицу не мог определить, кто он. Правда, лицо того, высокого, что сидит в простенке, знакомо. Да, точно. Из Косых Бродов, он работает в милиции, ребята говорили... И когда Погодин отрекомендовался, Санька улыбчиво сказал:
— Знаю.
— Тем лучше. Тогда скажи-ка нам, Саша, где взял бусы, которые подарил Маше Овсянниковой?
— Выменял.
— У кого.
— У Светляка.
— Это кличка, что ли?
— Ну.
— Как его фамилия, имя?
— Лапочкин Толька.
— В замен что ему отдал?
— Таблетки папкины.
— Какие — название?
— Me... ме...
— Метилтестостерон?
— Ну.
— С бусами, пожалуй, все ясно. А часы? Ты и часы Маше подарил?
— Ну.
— Их тоже выменял?
— Нет.
— Где взял?
— У Креста.
— Его фамилия, имя?
— Крестов Семен.
— Даром взял?
— Нет. Он два червонца вырядил. Я пока не рассчитался, нет денег.
— Где он их взял?
— Спер.
— Рассказывал?
— Нет.
— А говоришь...
— Догадываюсь. Не отдал бы задарма.
— Из них кто-нибудь судим?
— Крестов.
— Лапочкин?
— Нет.
— Они здесь?
— Нету. Вчера уехали.
— Куда?
— Не знаю. Может, домой.
Беседа длилась еще минут пятнадцать. Довольный Дымовым, Погодин все же не торопился радоваться. Он с досадой думал о том, что к преступлению причастны несовершеннолетние. В этом он и раньше не сомневался. Но теперь, когда финиш близок, ему до злости захотелось найти ответ на вопрос: почему подростки совершили преступление? Агафон Романович сидел за большим столом неспокойно: нервничал, тяжело откидывался на спинку расшатанного стула, упираясь ладонями о ребристую кромку стола, задумчиво комкал в кулаке мягкий подбородок. Колокольчиков беззаботно покачивал левой ногой, закинутой на колено, весело поглядывал на Саньку, который сидел напротив и при каждом ответе то согласно кивал, то отрицательно крутил головой.
Закончив разговор с Дымовым, Погодин всем туловищем повернулся к директору, спросил:
— Возражать не будете, Агафон Романович, если мы прямо здесь допросим Дымова официально?
— Пожалуйста.
Погодин записал все, что рассказал Санька, вслух прочитал текст и, обращаясь к Колокольчикову, спросил через плечо:
— У тебя есть вопросы к Дымову?
— Нет.
После того, как протокол был подписан, Саньке разрешили уйти, предупредив, чтобы он пока не разглашал истинных причин вызова к директору.
— Получается неважно, — вздохнул Агафон Романович, — Будто кто-то в чистой комнате выплеснул помои...
— Для училища, конечно, мало приятного, — раздумчиво заговорил Погодин. — Разумеется, подростки, прежде всего, сами виноваты и будут наказаны. Но их проглядели где-то раньше, до училища.
— Скверно, очень скверно получилось. Ведь родителей и Крестова, и Лапочкина, и Куранова я однажды вызывал, разговаривал с ними, просил помочь подтянуть ребят в дисциплине. Толку никакого. Как уезжали из училища самовольно, так и уезжают. Доездились...
— Вы сможете, Агафон Романович, дать нам анкетные данные на каждого из этой троицы? И дни, в которые они отсутствовали?
— Да, да. — Парамонов потянулся к черной кнопке на стене.
— И еще просьба: когда они появятся, сообщите, пожалуйста, товарищу Колокольчикову по телефону на работу или домой. В любое время суток.
— Да, да.
Получив нужные справки, сотрудники угрозыска попрощались с директором и вышли на улицу. На пустыре Погодин придержал за рукав Колокольчикова, остановился, сказал:
— Давай договоримся на будущее.
— Давайте.
— Ты вернешься домой, займешься своими делами, ожидая от Парамонова звонка. Можешь сам позвонить ему, напомнить нашу просьбу. Я же поеду в Приуральск, проверю, нет ли кого из троицы дома. В зависимости от результатов дам ориентировку и приму другие меры о их розыске. Согласен?
— Согласен.
— Если первый узнаешь, что они появились в училище — звони немедленно. Приеду. Думается, ими надо заниматься капитально.
— Договорились.