Судьба начертанная кровью

Дженсен Даниэль Л.

– Бьорн?
– Его имя застряло у меня в горле, во рту было сухо, как в пустыне, а язык распух.

– Действие мази заканчивается, - сказал он в ответ.
– Скоро туман рассеется, хотя, возможно, тебе захочется иного, когда боль вернется.
– Он поднял голову.
– Пошли кого-нибудь за Лив. Скажи ей, что это ожог.
– Он заколебался.
– Огнем Тира.

– Ты слышал его, - крикнул женский голос.
– Иди! Поторопись. — Затем холодным, как мороз, тоном она добавила: - Зачем ты ранил ее, проклятый глупец? Какой толк от девы щита с одной рукой?

–

Ей хватит одной, чтобы держать щит.
– Тон Бьорна был легким, но его пальцы крепко сжимали мою талию.

Я повернулась, чтобы посмотреть, кто позволяет себе так разговаривает с сыном ярла, и сфокусировав зрение, я увидела женщину, возможно, на две дюжины лет старше меня. Ее длинные рыжевато-каштановые волосы ниспадали свободными локонами, обрамляя прекрасное лицо, но мой взгляд остановился на тяжелых золотых серьгах, которые сверкали на солнце. Не просто золотые, а с драгоценными камнями, и я зачарованно уставилась на них.

– Она настолько же глупа, насколько изувечена?
– спросила женщина, и мои глаза встретились с ее. Они были бледно-голубого цвета с тонкой черной каймой вокруг. Этот цвет напомнил мне замерзшие водопады в зимнюю стужу.

– Это спорный вопрос, - ответил Бьорн.
– Фрейя, это Илва, жена ярла Снорри и правительница Халсара.

Почему он не назвал ее матерью?

– Моя госпожа.
– Я попыталась склонить голову в знак уважения, но от этого движения у меня закружилась голова, и, если бы не поддержка Бьорна, я бы упала на нее.

Илва издала звук отвращения.

– Где мой муж?

– Он не торопится, ты же знаешь. Куда я могу положить Фрейю?

Бьорн был прав насчет боли. Теперь туман в моей голове рассеялся, но каждый удар крови, казалось, усиливал агонию. Там, где не было жжения, кожа была ледяной, и меня снова начала бить дрожь.

– Мне нехорошо.

– Она выглядит так, будто умирает, - сказала Илва.
– Где Снорри?

– Должен быть здесь с минуты на минуту.

Неожиданно накатила тошнота и меня вывернуло, но все, что вышло, было одной желчью. От силы содроганий я упала на колени и могла бы зарыться рукой в грязь, если бы Бьорн не схватил меня за локоть и не поднял ее.

– Прекрасно.
– Илва выдохнула.
– Неси ее внутрь. Если она выживет, то теперь это будет ее дом.

Дом.

Пока Бьорн поднимал меня, стараясь не касаться моей руки, я смотрела на сооружение, перед которым мы стояли. Большой дом. Хотя по форме он ничем не отличался от других домов, это строение было вдвое выше всех, которые я когда-либо видела, доски стен были испещрены рунами и узорами, а двойные двери были достаточно большими, чтобы в них могли поместиться сразу пять человек. Когда мы вошли в полутемный зал, мой взгляд остановился на возвышении, где стояли два больших кресла. Перед ними стояли столы, обрамлявшие каменный очаг длиной не менее дюжины футов. С потолка свисали переплетенные рога, украшенные серебром, а со второго уровня открывался вид на общую зону.

Меня провели мимо столов в заднюю часть

помещения, отделенную от зала толстыми занавесями, свисавшими с верхнего уровня. Там стояло несколько кроватей, и Бьорн направил меня к одной из них.

С немалым облегчением я легла, меха подо мной были толстыми и мягкими, как и те, что накинул на меня Бьорн, хотя они совсем не помогли прогнать холод. Я дрожала и тряслась, и большая часть воды из чаши, которую он поднес к моему рту, вылилась мне на подбородок, а не в рот. Его рука обхватила мою голову, приподнимая ее и удерживая на месте. Я с жадностью проглотила воду, затем откинулась на кровать.

– Больно.

– Я знаю.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать слезы, не желая больше показывать слабость.

– Откуда ты можешь знать? Тебя он не обжигает.
– В моем тоне было больше горечи, чем я хотела.

– Огонь Тира - нет, а обычный - да.
– Он повернулся, задрав рубашку, чтобы продемонстрировать крепкие мускулы, покрытую татуировками спину и извилистый белый шрам, пересекающий лопатку, не отмеченный черными чернилами его татуировок.
– В детстве я впервые вызвал пламя и поджег хижину. На меня упала горящая балка. Такую боль не забывают.

Он был прав.

Это та боль, которая остается в памяти навсегда.

Я наблюдала за тем, как он устраивается на табурете рядом с кроватью. Он наклонился, чтобы осмотреть мою руку, которую я теперь старалась игнорировать, и я воспользовалась возможностью пробежаться глазами по его высоким скулам и сильной челюсти, по носу, слегка искривленному в том месте, где, как я подозревала, он когда-то был сломан. Щетина почти скрывала ямочку на его подбородке, и под этим углом я могла разглядеть края алой татуировки на шее, которая, вероятно, была знаком его божественной принадлежности. Его волосы были абсолютно черного цвета, который я редко встречала, а солнечный свет, проникающий через отверстие в крыше, придавал прядям скорее голубой, чем коричневый оттенок.

Одна прядь выбилась из его хвоста на затылке и выпала из-за уха на щеку. Инстинктивно я шевельнула правой рукой, чтобы поправить ее, но от этого движения по ней пробежала мучительная боль.

Моя правая рука.

Рука, которой я делала все, и я могу ее потерять. Страх сильнее, чем сама боль, заставил горячую слезу потечь по щеке, и я крепко зажмурила глаза. Когда я открыла их, Бьорн пристально смотрел на меня, и выражение его лица было нечитаемым.

– Оно того стоило?
– спросил он.

Воспоминания о том, как мой брат ползет за Враги, отчаянно пытаясь остановить его, заполнили мой разум. Если бы я ничего не предприняла, Враги взял бы Ингрид в жены просто назло, уничтожил бы ее, а потом вышвырнул. Или, что более вероятно, Гейр, как только смог бы ходить, убил бы Враги, а затем был бы казнен за убийство Снорри. Теперь, по крайней мере, у них был шанс. Если это будет стоить мне руки, пусть так и будет.

– Да.

Бьорн издал низкий хмыкающий звук, затем кивнул.