Судьба-Полынь Книга I
Шрифт:
— Зоркий, — оценила собеседница, — возраст женщины выдают лишь осанка и руки. Но осанку можно спрятать, а руки… да кто ж на них смотрит, кроме тебя? Скажи-ка, ты встречал когда-нибудь уродливых женщин, юноша?
— Внешне — нет.
— Странный ответ. Не по возрасту странный.
Она замолкла, сосредоточенно очищая яйца от скорлупы.
— Ты бы пересела на бревно, — предложил Ард. — Не боишься простудиться? Конец осени все-таки.
— Нет, меня греет мое солнце, — она вновь встряхнула бутылкой, — но спасибо за заботу. Мне приятно.
Ард уселся на полено рядом. Положил поперек
— Расскажи, что творится в мире?
— Тебе правду или красиво? — ответила скрипачка.
— Правду.
— Ни один человек не сможет ответить, что творится в мире, потому что ни один человек не знает, что такое мир, и где он заканчивается. Для кого-то он — деревня, для кого-то — река, для кого-то — четыре стены и крыша над головой. А у некоторых мир — это человек, с которым просто приятно прогуляться по залитому лунным светом саду… Что мир для тебя, юноша?
Ард задумался.
— Не знаю, — честно ответил он. — Я слишком мало видел, чтобы понять.
— Я слышала, повидал ты немало, — женщина принялась за лепешки и колбасу.
— Да. Но не понял ничего. А хотелось бы понять. Надеюсь, такой случай еще представится… Скажи, как ты ушла из дому? Зачем?
— Эк куда хватил, юноша! — воскликнула скрипачка. — Опять спрошу: тебе красиво или правду?
— Красиво.
— Меня понесла река судьбы. Я сама захотела, чтобы она несла меня — и вот я в пути. Днями! Годами! С разными спутниками! В разных краях! И лишь неизменная скрипка со мной. Моя верная подруга! Вместе мы идем в вечность, которую строим нашей музыкой.
— А теперь — правду.
Женщина залилась хохотом. Смеялась долго, спугнув кота и немного удивив Арда слезами в глазах.
— Я поддалась искушению и украла перстень у бога. Захотела — и украла. За это он убил всю мою семью. Сжег родную деревню. Меня оставил в живых, но отдал на поругание своим воинам. Когда я сожгла ядом ребенка в утробе, меня продали в рабство. Пять лет была шлюхой в притоне на побережье Кораллового моря. Но не все так плохо — там меня научили играть на скрипке, читать и писать. Научили видеть и разделять красивое и правдивое, — иначе сошла бы с ума. А потом я сбежала. Прибивалась то к отряду грабителей, то к наемникам, то околачивалась в трактирах, пока не научилась подбирать музыку такую, чтобы цепляла людей за живое. С тех пор я всегда иду. Изо дня в день, из года в год. Куда иду? Не знаю. Видимо, к смерти в безвестности где-нибудь на обочине тракта. Поэтому скажу тебе вот что: никто не уходит из дома по собственному желанию. Сколько угодно говори себе, что жаждешь странствий, на самом деле — что-то другое тянет и будет тянуть тебя в сторону. Будь то судьба, необходимость или же чужая воля.
Ард молчал дольше, чем нужно, не мог прервать поток соленой грусти. Иногда лучше молчать, потому что теплые слова принесут скорее боль, чем утешение. Уже потом спросил, подавая платок:
— Как тебя зовут?
— Сайнария.
За мелкими хлопотами и заботами дни до праздника Хейме — первой зимней ночи — пролетели незаметно.
Танцы, музыка, выпивка,
— Эль и женщины, — радостно заржал оказавшийся поблизости мужчина с длинными седыми усами и гладко выбритым подбородком. Он сорвал с пояса кошель и встряхнул им. — А еще — серебро! Много серебра! Демоны меня заберите, разве не это — жизнь?!
Указательный и безымянный пальцы у него отсутствовали — обрубки длиной в фалангу были замотаны полосками кожи. Надетый на голое тело жилет открывал взгляду внушительную мускулатуру и множество мелких шрамов.
— Воин? — спросил Ард, подливая соседу в кружку эль и пододвигая поднос с натертыми чесноком сухарями.
— В прошлом, — махнул рукой мужчина. — Отвоевал свое. Хочу осесть где-нибудь в ваших краях.
— Как зовут?
— Сельвор Трезубец.
— Трезубец?
— Точно. Многие дурни отведали моего любимого оружия! Три дырки в брюхе делают людей гораздо лучше, чем они были при жизни, поверь мне! — он засмеялся, изо рта полетели крошки.
— Какому богу ты служил?
— Всем. И всех предавал. Вот единственные боги, которым служит верно наемник до самой смерти, — он снял с шеи ожерелье: монеты, насаженные на сыромятный шнурок, — серебро, золото и медь. Лишь это мои хозяева.
При каждом слове он пальцем стукал по монеткам самого разного достоинства и качества чеканки.
— По твоему ожерелью можно изучать Гаргию!
— Не только ее, малец, — Сельвор щелкун по серебряной монетке с изображением черепахи. — Это с островов Куднабра. Три года воевал. Мы потопили два десятка вражеских судов и сожгли семь поселений, прежде чем Морской Царь Акто-Бэн уселся на престол! Я потом неделю во дворце пил, ел и трахался, как животное: наложники и наложницы в Куднабре чудеса творят. Счастливое время!
— Интересно. Слушай, а что сейчас происходит в мире?
— Идет война, — воин посерьезнел.
— Где? В каких землях?
— Да везде. Куда ни плюнь. Бог идет на бога, сосед режет соседа, люди дохнут, как муравьи в затопленном муравейнике. Чуть что — и потянуло дымом. Я видел траншеи, заваленные гниющими телам. Видел горящие корабли и людей, полыхающих, как факелы. Видел, как вороны клюют повешенных на деревьях детей. Война съедает все и всех… Хочешь знать мое мнение? Только шлюхи, убийцы и рабы нужны всегда и везде.
— Страшно звучит. Но почему ты так думаешь?
— Потому что богам не нужен никто больше. Ученые? Смех. Торговцы? Глупости. Богам не нужны деньги. Им нужен покорный скот. Я не знаю, почему все мы до сих пор не носим ошейники. Рад только, что преставлюсь до того дня, когда их нацепят на нас.
Арду расхотелось и есть, и пить, и веселиться.
— Но отнюдь не всегда войны затевают боги. Мы тоже хороши.
— Бесспорно, парень, — Сельвор поймал кружкой поток душистого темного эля, — только кому, как не бессмертным, следует палкой отгонять друг от друга распоясавшихся людишек?