Судьба семьи Малу
Шрифт:
Что это был за человек?
— Моя мать уехала? — спросил спустя некоторое время Эдгар.
Он неохотно произносил слово «мать».
— Да, она уехала, и, надеюсь, я никогда ее больше не увижу. Сейчас она, наверное, у нотариуса. Она убеждена в том, что существует завещание и что твой отец ей что-нибудь оставил. Кажется, он всегда обещал ей оставить что-нибудь в наследство. Но теперь это, впрочем, нереально, потому что делить-то все равно нечего. Она была в бешенстве. Страшно меня ругала, и тете Жанне пришлось выставить ее за дверь.
— А куда делись драгоценности? — снова спросил Эдгар.
— Ты ведь хорошо знаешь, что они были проданы, уже давно.
— Все?
— Ну да, все. Ты что, хочешь обыскать мои вещи?
— И жемчужное ожерелье тоже?
Он видел его несколько дней назад, и она это знала.
— Оно фальшивое. Настоящее ожерелье было заложено в Париже, и твой отец дал мне это взамен. Если хочешь…
Он колебался. Было ясно, что он сомневался в том, что говорила г-жа Малу, но не посмел потребовать ожерелье, так как она утверждала, что оно фальшивое.
— Но зато я считаю, что тебе надо отдать перстень твоего отца. Сейчас я тебе его принесу. Если вы согласны, Алену я отдам другое кольцо и запонки. Что касается булавки для галстука с рубином, той, которую он всегда носил, я подумала, если вы оба согласны, мы отдадим ее вашему дяде на память.
Жюль Доримон сделал вид, что протестует.
— Остается Бертран. Что я могла бы дать Бертрану? Только янтарный мундштук в серебре. Ты куришь, Бертран?
— Немного, тетя.
Все присутствовавшие чувствовали себя неловко. Г-жа Малу принесла из своей комнаты футлярчики, их содержимое разложили на столе.
— У него был золотой портсигар, но вот уже две недели, как он его продал, а этот, серебряный, куплен по крайней мере лет двадцать назад.
— Я возьму его, — сказал Эдгар.
— Я вот еще о чем думаю. Остались его костюмы, которые не конфисковали. Эдгар слишком высокий, Ален тоже. Но вот Жюлю, если их немного переделать…
— Хорошо бы нам чего-нибудь поесть, — с нетерпением сказала Корина.
— Ничего не приготовлено. Жанна предлагает — и она права — пойти в ресторан.
— Поезд отходит в пять тридцать.
— Но мы же не решили вопрос с Кориной.
— Вы не могли бы не приставать ко мне?.. — вздохнула она.
— Учти, я не знаю, что делать с тобой в Париже. На бульваре Бомарше тебе жить негде.
— Вот видите!
На бульваре Бомарше был книжный магазин и квартира Доримонов.
— Не говоря уж о том, — вмешался Жюль, — что в настоящее время нелегко найти работу. Кстати, какого рода работу ты будешь искать?
— А вы не думаете, что лучше было бы оставить меня в покое? Я достаточно взрослая и могу позаботиться о себе сама.
— Мне все-таки как-то неудобно оставлять тебя здесь. Разве что ты будешь жить вместе с братом.
Эдгар подумал, что она имеет в виду его, чуть было не заявил, что у него в доме для нее тоже нет места. Но речь шла об Алене.
— Вы ведь неплохо друг к другу относитесь Так как Ален будет целый день работать, а питаться, конечно, в ресторане…
— Если вы настаиваете… Посмотрим… Во всяком случае, мне уже нашли маленькую меблированную квартирку.
Ее не спросили, — кто нашел ей квартиру. Все избегали упоминать имя доктора Фабьена, который, быть может, для того, чтобы не показываться на похоронах, уехал в соседний город, где, по его словам, ему предстояло сделать операцию.
— Тебя это устраивает, Ален?
Ален пожал плечами. Ему так не терпелось поскорее расстаться с ними, со всеми без исключения! При этом он неустанно за ними наблюдал, вглядывался в их лица, вслушивался в их голоса. Ему хотелось задать им тысячу вопросов. Знали ли они, откуда происходил его отец? Об этом в доме никогда не говорили. То немногое, что он выяснил о его прошлом, было почерпнуто из газет.
Если верить газетам, особенно «Светочу Центра», самой ядовитой из всех, Малу были даже не французами, а их настоящая фамилия была Маловы или Маловские. Ходили слухи, что дед Алена, отец его отца, однажды появился неизвестно откуда, во всяком случае из Восточной Европы. Он не умел ни читать, ни писать и говорил на каком-то тарабарском наречии. Никаких документов у него не было, так что осталось неизвестным, кто он такой.
Правда ли, что он работал землекопом на постройке тоннеля через Сен-Готард? В семье не сохранилось ни одной его фотографии. Довольно поздно, когда ему было лет пятьдесят или больше и он работал каменотесом в маленькой деревне, в Кантале, у него родился сын от женщины, на которой он не был женат. Говорили даже, что это была пьяница, никому не отказывавшая.
Должно быть, он уже умер, даже наверняка, раз ему было пятьдесят, когда родился сын. Но эта женщина? Как ее звали? Знала ли это г-жа Малу?
В газетах писали также, что в начале своей деятельности Эжен Малу посещал круги анархистов, сначала в Марселе, потом в Лионе и, наконец, в Париже.
В Лионе он, по-видимому, женился на матери Эдгара, фабричной работнице, как говорили в доме. На проститутке, как намекали газеты.
А сын Малу, внук Малова или Маловского, ничего об этом не знал.
И вот теперь его отец умер, пустив себе пулю в лоб, все разошлись в разные стороны. Каждый занялся чем хотел. Эдгар отбирал рубашки и кальсоны, которые могли еще послужить. Разбирал он также и обувь — у него, как у Эжена Малу, был маленький размер ноги. Что же касается деловых ценностей, в частности участков в Малувиле, то накануне нотариус посоветовал им в эти дела не вмешиваться. Ими занимались предприниматели, и при ликвидации остались бы большие долги.
— Даже если бы можно было что-то получить в наследство, лучше от этого отказаться из-за возможных неожиданностей.
— А все-таки, будем мы есть или нет? Наконец решились. Стали искать пальто, шляпы. Женщины смотрелись в зеркало.
— Не забыть бы ключ.
Впервые за долгое время дом остался пустым, совершенно пустым.
— Куда мы пойдем?
— Хорошо бы найти спокойный ресторан.
— Чтобы все подумали, что мы прячемся?
— Может быть, Корина и права.
Они остановили свой выбор на ресторане «Вкусный каплун», но попросили посадить их в маленьком зале на втором этаже. Ален подумал, что мог бы сейчас обедать в доме Фукре. Он по-прежнему молчал и продолжал наблюдать за ними, слушать их.