Судьба — солдатская
Шрифт:
Осознав это вовремя, Петр махнул рукой своим товарищам на лес и стал отползать.
Немцы за баней опомнились не сразу. А когда опомнились, Чеботарев с бойцами уже бежал по лесу вглубь.
Сзади, приближаясь, слышалась стрельба и собачий лай. Семен свернул вправо.
— Сюда! — кричал он на Момойкина, который все бежал прямо. — Слышишь, с собаками гонятся.
Почти тут же они очутились в болоте. Вода была по колено, а кое-где и выше. Уставшие, еле перебарывая одышку, шли они по ней, обходя островки земли, заросшей кустарником
— Надо бы к лагерю… Пока каратели не поспели туда, взять бы оттуда людей. — И добавив: — Ждите меня тут, — сполз, как сидел, в болотную воду.
Момойкин, глядя вслед удаляющемуся Семену, громко прошептал:
— Уж идти, так всем бы.
Боец задвигал губой с засохшей на ней кровью.
— Кто-то нас предал, — сказал он, задумавшись.
Петра слова его как ужалили. В голове зазвенело. Сурово посмотрев на него, он вспомнил сраженного пулеметной очередью Егора и процедил, постукивая от холода зубами:
— Сами вы себя предали! Бдительней надо было быть друг к другу и строже.
Тот повернулся к нему корпусом. Повернулся и замер, пораженный жестокостью этих слов… А Чеботарев смутился, по лицу его пошли красные пятна. Рассуждал сам с собой: «Не «вы», а «мы» все. И я. Я же на пятачке… пусть случайно, а ведь обратил внимание… Вале вот сказал, а Пневу — даже с ним не поделился этим. Забыл даже об этом!» Чувство какой-то доли ответственности за гибель отряда не проходило. В то же время появлялось недоверие уже и к Семену, и Петр вдруг поднялся.
— Уйдемте отсюда, а то… если и этот, — кивнул он головой в сторону, куда ушел Разведчик, — если и он… и не договорил: так тяжело было произнести это слово — «предатель».
— Ты что?! — возмутился тут же боец. — Да я его по работе знаю! Комсомолец он, в активе у нас ходил.
— Комсомолец или не комсомолец, — решительно заявил Петр, — а отсюда уходим… Вон туда переберемся. — И махнул рукой вправо. — Там подождем. Оттуда видно будет, если он придет.
Поднялся дрожавший от холода Момойкин.
Петр, ничего больше не сказав, ступил в воду. За ним пошли остальные.
В болото уходили кое-где по пояс. Метров через двести выбрались на островок. Сквозь кусты и чахлые березы, облепившие этот кусок земли, было видно и то место, где они находились раньше. Петр сел на сырой мох под голыми ветками.
Семен показался на болоте через час, а может, и больше, когда Петр уже начинал думать, что надо куда-то идти. Разведчик постоял на кочке, поглядел по сторонам и скрылся в кустах, потом снова показался, всматриваясь в болото.
— Ну что? Откликнемся? — стуча зубами, обратился к Петру боец.
Но Разведчик их уже заметил.
— Успел, — выбравшись к ним на островок, обрадованно говорил он, а сам счищал ребром ладони со стеганки темно-коричневую торфяную жижу. — Ждут неподалеку. —
— Пошли, — ответил, поднявшись, Петр и ступил в воду.
Вода сначала обожгла его. Потом ледяной ее холод перестал ощущаться.
Егор навел на отряд Пнева роту полевой жандармерии.
Невысокий, щупленький фельдфебель переходил от трупа к трупу и, когда замечал, что партизан еще дышит, пристреливал его из автомата в голову. Солдаты стаскивали трупы к навесу и бросали в предбанник горевшего с глухой стены сруба.
Из деревни к бане подъехали телеги, запряженные кавалерийскими лошадьми. С передней спрыгнул обер-лейтенант.
Солдаты стали грузить, складывая рядком, убитых немцев. Офицер, не найдя среди топтавшихся немцев Егора, подошел к фельдфебелю и спросил:
— Где этот парень?
— Убили его партизаны… Мы его бросили туда же, в баню. Пусть горит вместе с ними, — и показал на еще не убранные трупы партизан по полю.
— Кто же нас поведет на партизанскую стоянку? — сказал обер-лейтенант.
Они пошли отыскивать оставшегося в живых партизана. У речки, под одичавшим кустом смородины, заметили прижавшегося к земле Непостоянного Начпрода. Он лежал на груди, в нижней рубахе, с залитыми кровью губами, рука сжимала цевье автомата без патронов — расстрелял.
Фельдфебель, вскинув автомат, шел на Непостоянного Начпрода, готовый при малейшем его движении выстрелить. Тот понимал это и не двигался. Охваченный горькой мыслью: «Эх, не успел до речки добраться, Павлуша! Капут теперь тебе!» — он не мигая смотрел потерявшими яркость глазами в лицо фельдфебелю.
Обер-лейтенант взмахом руки приказал Непостоянному Начпроду встать, когда фельдфебель выбил ударом сапога у него из рук автомат, отбросив его в сторону.
Парень тяжело поднялся. Откинув нависшие на лоб колечки мокрых волос, облизал с губ выбегающую изо рта кровь и хрипло, с трудом выговорил:
— Кончайте. Ваша взяла покуда.
Непостоянный Начпрод, через силу напрягая тело, выгнул колесом крепкую, с сильными грудными мышцами простреленную грудь. Заложил за спину руки. Из раны сочилась, стекая на подол выпущенной из-под брюк рубахи, кровь. От слабости его пошатывало.
Обер-лейтенант крикнул переводчика.
Фельдфебель, вывернув у Непостоянного Начпрода карманы, нашел самодельную карту. Передал офицеру. Тот долго рассматривал ее, решил, что перед ним если не сам командир партизанского отряда, то все равно птица важная. Через переводчика потребовал объяснить, кто он, что за знаки на карте? В ответ же услышал:
— Не скажу. Ничего не скажу.
— Расскажете, в Луге расскажете, — пряча карту в карман, через переводчика пригрозил ему гитлеровец и, идя на хитрость, заставил перевести: — Вы храбрый человек. Мы даруем вам жизнь, если вы покажете стоянку, лагерь ваш… Там ваши еще есть?